Невеста Дьявола

Райли Селеста

— … а это дядя Николай, — начинает Николай. — Я младший брат твоего папы. А вот и Дмитрий. Можешь считать его своим личным телохранителем. Если с ним что-нибудь случится, папе могут отрубить член.

— Николай! — Игриво шипит Ирина. — Язык.

— Извини! Я должен был сказать, отрубят голову.

Они смеются, и Николай снова отступает назад, подняв руки.

— На мой взгляд, чем раньше она узнает, как устроен мир, тем быстрее в нем сориентируется.

Ирина закатывает глаза, и это сигнал, необходимый

для того, чтобы начать полноценный балаган, пока остальные наблюдают за этим с забавными выражениями.

— Ей едва исполнился день. Она едва может сориентироваться, как пользоваться подгузником.

— Это ты так думаешь. Подожди, пока ее отец не отправит ее в тир на следующей неделе, брать уроки стрельбы.

— Возможно, он предпочтет начать с боевого завтра, — добавляет Михаил.

— Это все ерунда, — вмешивается госпожа Волкова, и они замолкают. В ее глазах блеск, выдающий ее серьезность, когда она говорит: — Готова поспорить, что сегодня вечером он преподаст ей первый урок — «Определение противника».

Смех Николая — самый громкий среди наших гостей, и хотя я хочу лишь отмахнуться от них, пинающийся ребенок с извивающимися пальчиками в маленьком одеяльце зовет меня. Подсознательно я наклоняюсь вперед.

— Могу я…

В комнате становится тихо, как на гребаном кладбище. Кто может их винить? Это первое, что они услышали от меня с тех пор, как вошли в комнату.

Я вытягиваю руки, сглатываю. Но Ирина не дает мне закончить фразу. Она берет в руки наш комочек радости и осторожно кладет его мне на руки.

Переполняющее чувство любви и связи возникает сразу же. Прижимая ее к себе, я еще больше понимаю, что роды Ирины — это не просто физический акт, а трансформационный опыт, который меняет нашу сущность, меняет всю нашу жизнь. Мы принесли в мир новую жизнь. Жизнь, о которой мы теперь обязаны заботиться и защищать.

Я не нуждаюсь в дополнительных убеждениях, я готов сделать все, что в моих силах, чтобы обе они были в безопасности. Обе мои драгоценности.

— Видеть его в этой отцовской стихии — самое успокаивающее и самое страшное, что я когда-либо видел. — Говорит Михаил.

— Это называется быть свирепым и защищать. — Я смотрю на них, покачивая малышку на руках. — Что, вы никогда не видели меня таким раньше?

Михаил пожимает плечами, а Ирина улыбается ему.

— Ты похож на колючую проволоку на заборе тюрьмы строгого режима.

Я вскидываю бровь.

— Как человек может быть похож на колючую проволоку?

— Колючая. Колючая везде. — Николай откашливается от смеха.

— Типа подойди ближе, и ты умрешь с колючками в заднице. — Дмитрий хмыкает.

Ирина смеется и снова обнимает мои щеки, целуя каждую из них.

— Не обращай на них внимания. Они смеются над твоим отцовством.

— Правда, — усмехается госпожа Волкова. — Они знают,

что ты будешь самым лучшим папой на свете.

— О, с этим никто не спорит. — Ариэль сидит у изножья кровати с мечтательным взглядом. — Я просто хочу знать, как он назовет мою племянницу.

И начинается очередная порция шуток. Фрукты и еда передаются по кругу, как и различные предложения по имени.

— Он собирается назвать ее Москвой, — Ариэль подмахивает Николаю сосиску.

Алексей кивает.

— А мне нравится… Ой! — Ариэль бьет его по руке.

— Москва? Серьезно?

Николай делает еще одно предложение, и оно все продолжается и продолжается.

— Галина.

— Ульяна.

— Милана.

— Рада.

Бессвязная речь прекращается, когда я поднимаю руку и все смотрят на меня.

— Мы не будем выбирать имя, пока мать и отец не поговорят.

— Что ты говоришь? Это наш сигнал уходить?

— Да, это так.

Мать Ирины закатывает глаза, а Дмитрий открывает дверь.

— Если вам что-то понадобится, мы будем снаружи. — Говорит Михаил. — Еще раз поздравляю, Алексей.

Я киваю в знак благодарности и мельком вижу их спины, прежде чем дверь закрывается.

— Наконец-то, — выдыхаю я и забираюсь на кровать рядом с ней, притягивая ее к себе, стараясь не потревожить нашу малышку. — Мы одни.

Она прижимается ко мне, и я обнимаю ее.

— Ты действительно хотел, чтобы мы остались одни, да?

— Да.

Между нами воцаряется тишина, только ее ровное дыхание и тихое воркование нашей дочери.

— Это очень много.

— Я знаю.

Она поднимает на меня взгляд, заглядывая глубоко в глаза.

— Я имею в виду, что для тебя это очень много, не так ли?

— Да, — киваю я. — И я знаю, что для тебя это тоже много. Я не могу поверить, что все это реально, и… и я имею в виду, может быть, я немного боюсь, что могу все испортить. — Опасения и тревога съедают меня с головой каждый раз, когда я вспоминаю, что означает рождение нашего ребенка. — Ирина, ты видела меня изнутри и снаружи, я не образец для подражания. Что, если наша дочь вырастет и возненавидит меня. Что, если…

— Стоп. — Она хватает меня за руки и целует мои ладони. — Сделай глубокий вдох…

Я так и делаю.

— Хорошо. — Она целует меня в щеку. — А теперь давай вернемся к тому моменту, когда ты держал ее в своих объятиях.

Мои пальцы пробегают по шелковистости ее волос, и в тот момент, когда наши взгляды встречаются, время замирает. Солнце уже полностью село, но в ее глазах я вижу отражение лампочек на потолке. В этот момент я теряюсь в их глубине, в чистой красоте и любви, которую предлагает мне Ирина. Я не заслуживаю ничего из этого, но будь я проклят, если когда-нибудь отпущу ее, потому что в глубине души я знаю, что недостоин.