Невеста Франкенштейна
Шрифт:
О, все эти коломбины и афродиты, почитаемые более за бюсты и ножки, чем за талант! О, эти ромео и джульетты, представленные в балетах-пантомимах, короли лиры, которых играли дети! Как сокрушались мы о тех днях, когда на подмостки выходили такие артисты, как Гаррик, [9] когда музыкой — не важно, серьезной или легкой, — слушатель мог насладиться без неуместных перерывов и балетных вставок, без низких шуточек и свистков, которыми зрителей кормили, как детей, нуждающихся в бессмысленном разнообразии и контрасте.
9
Гаррик, Дэвид (1717–1779) — известный британский актер
Естественно, что в этой атмосфере абсурда, жадности до новизны, молодости и красоты, любая актриса, оказавшаяся на вершине славы, могла потерять голову. Но мисс Клементи
По всем сведениям, которые о ней имелись, она вела жизнь тихую и спокойную вместе с преданной ей компаньонкой и регулярно посещала церковь. Однако ни в одну из церквей она не приходила дважды, ибо если б в ее посещениях какого-либо места стала наблюдаться некоторая регулярность, то там сразу же появились бы толпы поклонников. Было очевидно, что она старается не появляться в обществе, не заводит любовников и избегает места, которые особенно любят посещать актрисы, как то: бега, призовые бои, игорные дома, — словом, такие места, куда порядочным дамам путь заказан. Не исключено, что от всех этих вольностей удерживал актрису ее недуг.
Услышав, что Виктор упомянул имя мисс Клементи, я поначалу очень удивился. Но потом, как мне показалось, я понял, какими соображениями он руководствуется, и спросил:
— Вы хотите восстановить ее голос?
— Да, восстановить, а может быть, дать ей голос, которого у нее не было, — ответил он. — И если наша попытка увенчается успехом, представьте, какую пользу мы принесем мисс Клементи! Она сможет вести нормальный образ жизни, обрести друзей. Но этим дело не ограничивается, Джонатан. Есть еще кое-что, и именно поэтому я хочу, чтобы вы подключились к этому эксперименту. Представьте, Джонатан, нет, вы только представьте себе, какие данные окажутся в наших руках, если мы научим говорить человека, до сих пор не владевшего голосом! То, что она поет чужие слова, выходя на сцену, — не в счет! Представьте, как она постепенно обретет дар речи! Как много нового узнаем мы о грамматике, о значении слов и о том, что за ними стоит, даже если просто окажемся очевидцами того, как немая женщина начнет говорить? Представьте себе, что вы изучаете взрослого человека, который сможет рассказать вам все, что происходит в его сознании, когда он осваивает речь! Такой шанс выпадает только раз в жизни!
— Подобный научный эксперимент неприятным не назовешь, — весело заметил Хьюго. — Это вам не глазное яблоко разрезать или играться с какими-нибудь ядовитыми газами. Много нашлось бы мужчин, готовых заплатить за возможность просто посидеть в одной комнате с мисс Клементи под каким угодно предлогом. А ты, Джонатан, холостяк. Я настоятельно тебе советую взвалить на плечи эту ношу.
Я тут же заверил друга, что знаю свое дело. Если наука потребует, то ради нее я готов составить общество одной из самых прекрасных женщин Лондона и не собираюсь уклоняться от этой участи. Затем я обернулся к Виктору и поинтересовался, как получилось, что мысль о подобном эксперименте пришла ему в голову.
— Несколько месяцев назад я был в театре, где пела мисс Клементи. Это было вульгарно поставленное произведение, в основе которого лежали темы из комедии дель арте, [10] и только участие Марии Клементи спасло этот спектакль. Конечно, я знал о том ужасном случае в театре, когда загорелось ее платье, и о том, что она, несмотря на страшную боль, не смогла произнести ни звука. Мне пришло тогда в голову, что немота не просто лишает ее возможности общаться, но и представляет для нее особую опасность в тех ситуациях, когда возникает необходимость позвать на помощь. Мною овладела жалость к этому несчастному созданию, которое, при всей своей красоте и таланте, не обладает способностью, которая присуща всем нам и воспринимается нами как должное. Мне было известно, что она обращалась за помощью в самые разные места и что, какие бы советы и лечения за этим ни последовали, все оказалось бесполезным. Я написал мисс Клементи и предложил свою помощь. Я сказал, что хочу посредством определенных тренировок научить ее говорить, и надеюсь, что, несмотря на все предыдущие неудачи, в этот раз все получится. Мною были даны заверения в том, что, если только она окажет мне честь и ответит согласием, я с величайшей радостью подготовлю все, чтобы наша первая встреча состоялась. Сначала ответа не было, однако дней десять спустя ко мне зашла ее компаньонка, достойная женщина лет сорока, вдова капитана, который, как я слышал, воевал с Наполеоном. Она рассказала мне, что после того пожара мисс Клементи пребывает в состоянии глубокой меланхолии. Поначалу на вопрос о том, в чем причина ее печали, Мария отказывалась отвечать. Однако уныние не отступало, и компаньонка наконец спросила ее, не немота ли тому виною. Мария тяжело вздохнула и, кивнув, показала на горло. Тогда компаньонка, миссис Джакоби, достала мое письмо и спросила мисс Клементи, согласна ли та принять помощь и попытаться восстановить голос. Получив одобрение певицы, женщина сразу же пришла ко мне. Оказалось даже, что обе дамы прослушали мою лекцию о структуре языков и об их взаимосвязях.
10
Комедия дель арте — итальянская комедия с элементами импровизации
— Вы читали ее в Королевском обществе в июне, — вмешался я. — Я узнал об этом из газет. Это было исключительное событие. Ведь тогда в зале собралось самое блестящее общество Лондона — как выдающиеся ученые, так и светские знаменитости! Наверное, сам король там присутствовал. Не об этой ли лекции идет речь?
— Да, его высочество удостоил меня такой чести, — ответил Виктор.
— И вы встречались с мисс Клементи?
— Один раз, — ответил Виктор с сожалением, — но мы далеко не продвинулись. Поэтому-то я и прошу вашей помощи, Джонатан. Мне очень нужен такой человек, как вы, талантливый и знающий.
— А какова же мисс Клементи? — поинтересовался Хьюго.
— Она прекрасна, — ответил Виктор. — Изящна, одета просто и обладает прекрасными манерами. Она была у меня всего один раз, но — увы! Как я ни старался, она только вздыхала, делала попытку заговорить, опять вздыхала и снова пыталась что-то сказать, но все безуспешно! В конце занятия она смотрела на меня с такой печалью и отчаянием, что вынести ее взгляд было просто невозможно. Если вы, Джонатан, сможете присутствовать на наших встречах, анализировать их и затем сообщать мне о результатах ваших наблюдений, я буду вам очень признателен.
Польщенный и полный энтузиазма, я от всего сердца согласился принять предложение Виктора, и мы договорились, что я непременно буду присутствовать в следующий раз, когда мисс Клементи нанесет ему визит в Лондоне. Однако до того как это случилось, прошло еще два месяца.
Весь август я провел со своей семьей в Ноттингеме. Говорили, что мисс Клементи с компаньонкой находилась все это время на водах в Германии, где она отдыхала после напряженного концертного сезона в Лондоне перед тем, как поехать с выступлениями на континент. Я вернулся в столицу в конце сентября, но в это время мисс Клементи уже проводила турне по Австрии, Германии и Италии, где ее с восторгом принимала публика.
Вернувшись в Лондон, я продолжил спокойно работать над своим словарем арамейского языка. К выполнению этой необъятной и ответственной задачи я приступил со всем энтузиазмом юности лет пять назад, и теперь, по прошествии стольких лет после ее начала, был уже близок к завершению, тем более что этого с нетерпением ждал издатель мистер Хатвей, ибо он собирался опубликовать мой труд.
И вот в пору моей спокойной работы над словарем я обмолвился однажды в разговоре с миссис Доуни о предложении Виктора найти способ излечения Марии Клементи. Здесь необходимо объяснить, что я вот уже два года жил у своей хозяйки в небольшом домике на Грейз-Инн-роуд, занимая пару комнат на этаже, расположенном под спальнями прислуги. Дом был непритязательный, и я оказался единственным, кто снимал в нем комнаты. Спальни миссис Доуни и ее семилетней дочери Флоры располагались этажом ниже, и мы часто обедали вместе в комнатах первого этажа. Миссис Доуни была двадцатисемилетней женщиной, вдовой адвоката. Она оказалась на год моложе меня, и благодаря этому у нас установились дружеские, доверительные отношения.
Конечно, найдутся и такие, кто сочтет подобную ситуацию неприличной: одинокая вдова, проживающая лишь с ребенком и прислугой, берет постояльцем холостяка своего возраста. Нашлись такие критики и в то время. И все же нас такой союз очень даже устраивал. Миссис Доуни, женщина хоть и небогатая, была из хорошей семьи, известной еще с елизаветинских времен, и она сама решала, как ей жить, не спрашивая совета у окружающих. Нам не приходилось вести разговоры о том, что мужчинам и женщинам, честным по природе, не нужны ни дуэньи, ни надсмотрщики, которые стали бы наставлять их на путь истинный. Такое утверждение свободы, вероятно, являлось характерной чертой нашего времени, и в нем, по-видимому, слышались отголоски образа мысли, присущего сторонникам свободы, жившим в прошлом веке. Люди подозрительные и узкомыслящие могут заявить, что мне не следовало проводить столько вечеров наедине с миссис Доуни в ее удобной гостиной, окна которой выходили во двор (столовая располагалась в комнатах со стороны улицы). Но, будучи мужчиной, который прекрасно знает, как хорошо иметь любящих сестер, я привык проводить время в женской компании и получал от этого большое удовольствие, ибо женщины, являясь существами не столь глубокомысленными и знающими, как некоторые мужчины, очень веселы и просты в общении. Мы и вправду часто шутили по поводу того, что ведем себя как брат с сестрой. Говоря начистоту, мне просто было одиноко, так же как и ей. Поэтому-то у нас и вошло в привычку те вечера, когда ни у меня, ни у нее не было посторонних дел, проводить вместе, сидя в гостиной, каждый за своим занятием: она за шитьем или штопкой, а я за чтением.