Невеста из ниоткуда
Шрифт:
Пал-Ваныч – да все! – звали Тяку с собой. Кто-то даже бросил, смеясь – мол, схватить ее, да в лодку… Потом сама спасибо скажет. Шутили.
Женька бы с удовольствием. Однако ж дела, обстоятельства.
Простившись, туристы отплыли. Вскипела под веслами река. Дул легкий ветер, и смех байдарочников разносился вокруг далеко, весело и звонко. Минут десять стояла Тяка на плесе, смотрела, пока байдарки не скрылись за излучиной, потом вздохнула, шмыгнула носом, прошептала, сама себя утешая:
– Ладно.
Над пилорамой, что располагалась почти сразу за плесом, поднимался густой черный дым…
А потом пропало все.
– Эй, эй, очи-то отвори, дева!
Женька пришла в себя оттого, что склонившаяся над ней старуха брызгала ей на лицо холодной водою.
– Скажи, кто ты?
– Я… Малинда, дочь князя весянского, матушка моя… сестры… братья…
Тяка произнесла это таким голосом, каким говорил мудрый учитель джедаев Йода из бессмертной саги «Звездные войны». И так же смешно переставляла слова…
– А ты, бабуля, будешь кто такая, да?
– Я Урмана, чаровница, а многие зовут – ведьмой.
– Ведьма… не Баба-яга?
– Снова ты меня с кем-то путаешь! Говорю же – Урмана я. А ты, верно – Малинда, князя весянского Таумярга дочка. Вставай-ко… оденься… вот…
Пошатываясь, словно пьяная, Женька покорно натянула на себя длинную, ниже колен, льняную рубашку, а сверху – еще длиннее – платье из тонкой шерсти, очень красивое, синее, с золотистою вышивкой по вороту, рукавам и подолу.
– Вот те пояс…
Поясок тоже оказался красивым – из настоящей тонко выделанной кожи с блестящими желтыми бляшками.
– Постолы вот… обуйся. И вещи свои забери… я вот связала их в узелок.
Смешная какая обувь… то ли полусапожки, то ли сандалии. Кожаные, с ремешками… А впору! Как раз по ноге.
– Браслеты теперь… кольца… серьги… все золото, с бирюзой – очам твоим цвет. Ах, волосы-то, жаль, коротковаты, косу не заплесть… придется ремешком подвязать… вот тако. Теперь глянься-ко!
Взяв деву за руку, Урмана подвела ее к висевшему на стене отполированному медному листу – вещи цены немалой!
– Посейчас, лучинку вожгу… Славная у меня лучинка, из мореной березы, яркая… А ну-кось… вот!
В медном «зеркале» отразилась изысканно-томная царевна из волшебных сказок – синеглазая, с темными локонами, перехваченными тоненьким золоченым ремешком, и красивая до невозможности, прямо не оторвать глаз!
– Ну? – тихо поинтересовалась ведьма. – Чай, сама-то себе глянешься? Ай, вижу, не отошла еще. Ладно, на сундучке пока посиди.
Старуха вышла во двор, ухмыльнулась, сунула два пальца в рот и залихватски свистнула, так, что по всей округе враз залаяли собаки, а сидевшие на росшей невдалеке осине вороны взлетели, каркая и недовольно хлопая
– Ну, что, бабушка Урмана? – опасливо заглянул во двор Стемид. – Сладила?
– Забирайте вашу княжну!
– Вот и славно. – Варяг живо пригнал во двор носильщиков с паланкином.
Пряча довольную усмешку, Урмана вывела из избы Женьку… впрочем, нет, не Женьку – истинную княжну, надменную красавицу с васильковым взором!
– Вижу, платье-то впору пришлось. – Стемид шмыгнул носом и, глянув на Женьку, стеснительно произнес: – Ну, ты это, садись… госпожа.
Красавица не слышала его слов – уставилась в одну точку.
– Чего это с ней, Урмана? Так и будет?
– Отойдет, – спокойно заверила колдунья. – Однако Довмыслу-воеводе скажи – пущай еще пару дюжин монет золотых ромейских прибавит.
– Солидов? – Молодой варяг не отрывал восхищенного взора от Женьки. Впрочем, как и все.
– Солидов, солидов, – покивала Урмана. – Умаялась чаровать! Зато и вышло все как надо. Нечего вам иную искати.
– Это славно… славно, что нечего… эта-то – чудо, как хороша! Ох, Урмана, недаром народ на тебя жалуется – мол, то град накличешь, то дождь на неделю.
– Пустые глупые люди. Сами не знают, что говорят. Так про монеты-то ромейские не забудь, напомни.
– Скажу.
– Так езжайте уже, чего толпитесь?
– Погоди, бабка! – повернулся один из воинов. – Дай насмотреться – когда еще такую красоту увидим!
Женька равнодушно уселась в носилки. Кругом все было словно в тумане – какая-то ухмыляющаяся старуха, воины в кольчугах и шлемах… крепостные ворота… заборы и частоколы вокруг…
Вечерело. На опустевшей рыночной площади, у столба, бездомные псы рвали на куски мертвое тело. Девичье.
Стемид пригладил бородку:
– Воровка-то отмучилась, видать. На том свете не будет страдать, да поможет ей Фрейя. Все же страшную смерть приняла, не в постели померла.
Пожалел!
Женька вздрогнула, вспомнила – эти кровавые куски – это ж та же самая дева, воровка, раба, которая… которую…
Да уж, выходит, взаправду все… Средневековье!!! Однако что же делать-то?
На дворе усадьбы Женьку встречал Довмысл. Спрятав длинные руки за спину и выпятив вперед живот, он стоял напротив распахнувшихся ворот, прищурив глаза и ухмыляясь. Однако при виде выбравшейся из паланкина красавицы глумливая улыбка его ту же сошла с лица.
– О, боги! Сварог и Сварожичи, внуки Стрибожьи! Это… она?
– Она, она, дядько Довмысл. – Стемид распрямил плечи с таким гордым видом, будто это именно он, и никто другой, приложил руку к чудесному преображению похожей на отрока чернавки в этакую красу деву, истинную княжну, обликом схожею с солнцем!