Невеста по контракту
Шрифт:
— Садись куда хочешь, — предлагает Барлоу, проводя меня в гостиную и обводя ее рукой.
Киваю, опускаюсь на стул с обтянутым кремовой кожей сиденьем и внимательнее осматриваюсь вокруг. Стены розово-персиковые, очень светлые и прекрасно сочетаются с чуть более темными полупрозрачными занавесками. Нигде нет ни фотографий с изображением женщин, ни постеров, ни пестрящих непристойными картинками журналов. Впрочем, журналы, пока я шла, Барлоу мог и спрятать, но вот поснимать со стен рамки со снимками вряд ли успел бы, да и это было бы ни к чему. Я же не свататься
— У меня к тебе разговор, — посерьезневшим тоном произносит он, садясь напротив меня и упираясь локтями в колени.
Перевожу на него взгляд и изумленно округляю глаза.
— Разговор? О чем?
Барлоу отпивает из бутылки пива, ставит ее на пол и выпрямляет спину.
— У меня есть предложение слетать вместе в Англию. Только не подумай, будто я сумасшедший, — торопливо просит он.
Едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Должно быть, сумасшедшая я, во всяком случае с нормальными людьми не приключается настолько странных историй. Качаю головой и куда более громко, чем требуется, переспрашиваю:
— Слетать вместе в Англию? Зачем? С какой стати? Ты уверен, что ни с кем меня не путаешь?
— Уверен, — с торжественной мрачностью произносит Барлоу.
Я складываю губы трубочкой, намереваясь разразиться тирадой о том, что он меня явно неправильно понял. Я не из тех, с кем ему так приятно убивать драгоценное время! И далеко не столь легкомысленна, чтобы по первому зову лететь бог знает с кем через Атлантику. Но Барлоу вытягивает вперед руку, прося меня помолчать.
— Только не подумай ничего плохого, — поспешно и с той же необъяснимой серьезностью говорит он. — Сейчас я все объясню. Я не клеюсь к тебе и не делаю грязных намеков. Это предложение, можно сказать, деловое. Если хочешь, заключим договор и заранее обсудим условия.
— Условия чего? — силясь что-нибудь понять, но лишь все больше и больше недоумевая, спрашиваю я.
— Сделки, если, конечно, ты согласишься ее заключить, — произносит Барлоу, поднимаясь и засовывая руки в карманы брюк. — Она будет очень и очень необычная… — задумчиво бормочет он, принимаясь ходить взад-вперед у окна. — Я вынужден прибегнуть к крайним мерам, потому что иного выхода у меня нет.
Я только хлопаю ресницами. Что бы он ни задумал, я вряд ли отвечу согласием. А если и отвечу, то, безусловно, только в том случае, если сделка будет оформлена по всем правилам. Неприятностей мне хватает с лихвой.
— Понимаешь, — продолжает Барлоу, — я в семье единственный ребенок. Родители мечтали завести штук пять детей, но первые и единственные роды мама перенесла чересчур тяжело и врачи настоятельно посоветовали ей на этом и остановиться.
Смотрю на него, как на инопланетянина. Во-первых, ума не приложу, в чем состоит суть его сделки. Во-вторых, дико и неожиданно слышать из уст такого, как он, рассказы о матери и отсутствии братьев и сестер.
— Сама, наверное, догадываешься, — без остановки говорит Барлоу — что родители готовы молиться на меня и возлагают кучу надежд. Отчасти я их осуществил — не в угоду маме с папой, а в основном для себя, — но главного дать не могу.
Он резко останавливается прямо напротив меня и пасмурно смотрит мне в глаза. Теряюсь в догадках и, боясь показаться беспросветно глупой, не смею высказать ни одной из них.
— Мои старики до умопомешательства хотят внуков, — произносит Барлоу.
Бутылка выскальзывает у меня из пальцев, но он, проявляя невиданную ловкость, успевает ее поймать.
— Ты что… п-предлагаешь мне стать мамой своего потомства? — заикаясь от изумления, спрашиваю я. Ничего более нелепого невозможно себе представить.
Барлоу нахмуривается, ударяет себя рукой по темени и смеется.
— Черт! Конечно нет. Не с того я начал. И, наверное, здорово тебя напугал! — Снова покатывается со смеху. Ловлю себя на том, что и сама вот-вот расхохочусь. Губы растягиваются в улыбке, и вот мы смеемся вместе, продолжительно и от всей души.
— «Напугал» не то слово, — выдавливаю я из себя. — Почти незнакомый парень случайно замечает меня на балконе и предлагает нарожать внуков его мамаше! В какое-то мгновение у меня возникло чувство, будто я в сумасшедшем доме.
Барлоу кивает.
— Могу себе представить.
Еще какое-то время смеемся и одновременно успокаиваемся. Его лицо вновь делается серьезным.
— Нет, все гораздо проще. И не повлечет за собой столь глобальных последствий. Дело в том, что, дабы мама меня не слишком доставала и сама жила поспокойнее, я с полгода назад прибег к маленькой хитрости: сказал родителям, что у меня есть постоянная подруга и что у нас любовь.
Делаю жест руками, безмолвно говоря: неужто ты не мог втолковать родителям, что, независимо от их желаний, твоя личная жизнь никого не касается? Забавно, но Барлоу тотчас меня понимает.
— Да, поначалу я тоже чихать хотел на их мечты и напрасные ожидания, но ты не знаешь мою маму. Она никогда не устраивает скандалов, однако в совершенстве владеет искусством допекать тебя иными способами: притворяется, что больна, рассказывает, какие ее мучают предчувствия и кошмары, приводит примеры из жизни других людей. В итоге ты чувствуешь себя кругом виноватым, более того — обязанным делать все, что в твоих силах, чтобы облегчить ее участь. Отец действует иначе, но и его бесконечные намеки почти невозможно выносить.
Он в отчаянии вздыхает. Смотрю на него, и мне с трудом верится, что передо мной тот самый Нейл Барлоу. Может, это я с кем-то его путаю?
— Раньше было проще, — продолжает он. — Я гнул свою линию и уверял себя, что поступаю правильно. Но маман с некоторых пор затянула песню о том, что скоро умрет и что, если прежде ей не удастся взглянуть на моего первенца, — боже, какая нелепость! — она не найдет покоя на том свете.
Мне становится жутковато, и в каком-то смысле я начинаю понимать, каково ему. Моим родителям, кажется, почти безразлично, будут ли они когда-нибудь бабушкой и дедушкой, хоть я у них тоже одна. Их основное и любимое занятие — выяснять отношения между собой.