Невеста по наследству [Отчаянное счастье]
Шрифт:
Ольга Ивановна похолодела. Она уже встала и приготовилась выйти из кабинета, но слова Андрея поразили ее как удар молнии.
— О боже! — почти простонала она. — Я совсем забыла о них! Что теперь делать?
— Советую сообщить о случившемся вашему дворецкому, а он, надеюсь, сообразит, что лучше всего сказать по этому поводу слугам.
— Пожалуй, граф, вы правы, — согласилась Меркушева и позвонила в колокольчик.
К ее удивлению, Антон совсем не удивился подобному повороту событий и, вежливо склонив седую голову, сказал, что, по его мнению, слуг и гостей следует известить о том, что барышня заболела
Антон вернулся к своим обязанностям, а Ольга Ивановна окончательно осушила слезы, приняла свой обычный величественный и неприступный вид и в со-
Провождении трех мужчин спустилась на первый этаж, чтобы предстать перед заждавшимися гостями.
Гости, конечно, были слегка разочарованы, но хозяйка в утешение предложила превосходный ужин, и это в некоторой степени успокоило и развеселило всех приглашенных. Да и сообщение о том, что младший Ратманов был вызван неожиданно в столицу по каким-то очень важным делам, поступившее из уст старшего брата жениха, также не возбудило у большинства собравшихся особых подозрений.
Глава 5
На подступах к хутору их встретили три огромные собаки. Молча окружили путников и сели на некотором расстоянии от них, каждый раз вскакивая и угрожающе рыча, стоило лишь Сергею или Насте пошевелиться.
— Вот те раз! — Сергей снял шляпу и потряс ею в воздухе перед носом самого большого пса. Тот утробно рыкнул, сверкнув маленькими глазками, спрятанными в космах свалявшейся шерсти, словно предупредил: «Не подходи, господин хороший, пожалеешь!»
— Да, серьезный зверь, — вздохнул Сергей, — но позвать на помощь он, надеюсь, мне позволит. — Он опустил на землю поклажу, ободряюще улыбнулся погрустневшей было девушке и, приложив руки ко рту, несколько раз прокричал:
— Эй, там, на хуторе, есть кто живой?
В окнах старого бревенчатого дома, окруженного хозяйственными постройками, по-прежнему было темно, и графу пришлось неоднократно повторить свой призыв, прежде чем в окнах затеплился, а потом задвигался слабый огонек. Кто-то кряхтя поднял засов на воротах, и в щель высунулась голова мужика, борода и шевелюра которого, на первый взгляд, ничем не отличались от всклокоченной шерсти четвероногих сторожей.
Мужик поднял вверх фонарь, некоторое время вглядывался в две темные, не смеющие сдвинуться с места фигуры, мужскую и женскую, и потом недовольно пробурчал:
— Пошто орете? Спать людям мешаете!
— Мы от свояка твоего, милейший, от Ивана, — достаточно учтиво ответил граф, хотя был на грани того, чтобы плюнуть на псов и хорошенько вздуть мужика: его попутчица уже изрядно замерзла. Сергей заметил, как Настя несколько раз зябко поежилась.
Но мужик, услышав знакомое имя, свистнул псов, и, когда они, поджав хвосты, подбежали к нему, неожиданно отвесил им по изрядному пинку. Собаки взвизгнули и скрылись в подворотне. Хозяин молча оглядел нежданных гостей и угрюмо проворчал:
— Переспать место найдется, но
Сергей и Настя прошли за ним и замерли на пороге. У входа в горницу стоял огромный детина с совершенно лысым черепом и странными, навыкате, глазами. Детина, словно грудной младенец, пускал пузыри и безмятежно улыбался, поигрывая своей страшной игрушкой — большим мясницким топором. Хозяин взял из его рук топор и подтолкнул парня в спину: «Иди спать, Мишаня! Это свои, от дядьки Ивана».
Мишаня выпустил изо рта особенно большой пузырь, радостно захихикал и, вытянув в сторону Насти толстый кривой палец, что-то нечленораздельно прогнусавил.
— Девка, девка, — закивал головой мужик и более настойчиво подтолкнул парня ко входу в горницу.
–
Иди ужо! Напугаешь добрых людей! — И, мрачно усмехнувшись, пояснил:
— Дурачок он, богом убитый. Из жалости держим. Больно уж хорошо за скотиной ухаживает.
Из глубины дома послышался стук, будто что-то тяжелое свалилось откуда-то сверху, и вслед за этим раздался скрипучий голос:
— А чтоб тебя, дубина ты стоеросовая, опять приступку от печи убрал!
— Акулина! — крикнул хозяин. — Подай-ка ночевщикам молока да хлеба!
— Сам подай, коли дюже приспичило! — раздалось в ответ, но через некоторое время на пороге появилась растрепанная баба в засаленном сарафане и, слеповато прищурясь, сунула в руки Сергею глиняный горшок с молоком. — Носят тут черти всяких по ночам! — довольно недружелюбно проворчала она. — А хлеба нету. Мишка с вечера сожрал последнюю ковригу, — она подозрительно оглядела Сергея, потом Настю. — Чё по ночам шастаете, людям покою не даете?
— Больно неласкова ты, матушка, как я погляжу, — усмехнулся граф, — не по христианскому это обычаю гостей на пороге держать.
— От таких гостей, поди, не соберешь костей, — баба уперла руки в бока. — Нынче за постой платить положено, а не лясы без толку точить.
— От Ивана они, Акулина, — пробурчал за ее спиной хозяин. — Видно, опять застряли, господа хорошие?
— А мне хошь от Ивана, хошь от Трофима, — не сдавалась Акулина. — Зря, что ли, среди ночи поднялись?
— Успокойся, матушка, на вот, держи! — Сергей достал бумажник и отсчитал несколько ассигнаций. — В городе столько номер в хорошей гостинице стоит.
Баба оттолкнула руку хозяина, потянувшуюся было за деньгами, выхватила их из рук Сергея и запихала за пазуху, потом почесала у себя под мышкой и уже более дружелюбно проговорила:
— Подай им, Никита, тулуп да одеяло с печки. Пускай тут в сенях устраиваются, а то на сеновале небось задубеют.
— Ну что ж, спасибо и на этом, хозяюшка, — Ратманов шутливо поклонился. — Уважила! — И посмотрел на хозяина:
— Свояк твой просил поутру батраков послать, экипаж из грязи вытащить.
— А что, и пошлем, — опять встряла Акулина. — За деньги-то и черта с преисподней вытянуть можно! — Она метнула быстрый взгляд на девушку, потом на мужчину и, недобро усмехнувшись, удалилась в горницу, где тут же принялась визгливо поносить на чем свет стоит слюнявого Мишаню. Очевидно, тот не удержался и что-то сожрал под шумок.