Невеста решает бунтовать
Шрифт:
Я сплю?
Лали нетерпеливо скачет вокруг меня точно игривый щенок. Я помню… Когда я услышала, что Рей встал на одно колено, я была вне себя. Именно Лали посоветовала мне выйти и встать рядом с Реем. Она уже тогда была не на моей стороне?
Пока я безуспешно собираю разбегающиеся мысли в кучу, Лали тянет меня в коридор. Я не сопротивляюсь, позволяю привести меня в Малую гостиную на втором этаже. Из окон как раз открывается вид на улицу. Лучась восторгом, Лали сдвигает штору. Она не солгала. Я вижу Рея.
Слишком реалистичный сон. И сон ли? Пробудившись,
Но я ни разу не встречала упоминания о возможности отмотать время вспять. Я могу себе верить?
— Госпожа, это же шанс! Если вы сейчас попросите о браке вместе с господином Лоттом, князь точно не сможет отказать!
— Да, это шанс, — соглашаюсь я.
Шанс переписать судьбу, спасти родителей и брата.
Проблема в том, что не Рей мой главный враг. Рей лишь исполнитель, всего лишь проводник тайной воли правящей семьи. Мой настоящий враг сидит на троне.
Глава 2
— Госпожа? Я слышала, что господин Лотт обещал стоять до тех пор, пока князь не передумает! Опираться коленом на острые булыжники… Господин Лотт так упрям, ради вас он будет стоять вечность, даже если в конце концов лишится ноги. Вы… не вмешаетесь?
Лишится ноги?! Я бы посмотрела.
Я касаюсь подушечками пальцев стекла, смотрю на мужчину, в которого была влюблена, которому верила. Впрочем, я верила не только ему. Я доверяла Лали. С каким энтузиазмом она подталкивает меня в спину! Лали, как давно ты продалась? Неужели я плохо с тобой обращалась? Неужели сиюминутная выгода значит больше служения княжеской семье?
Пожалуй, у меня нет желания искать ответы.
Я отворачиваюсь от окна.
— Лали, ты знаешь, где князь?
— Князь…, — она теряется.
Моё решение её явно не по вкусу. Если я выбегу на улицу как сумасшедшая и преклоню колени, ловушка захлопнется. Но я выбираю безопасный путь.
— Да, Лали, где князь?
— В кабинете, госпожа. Госпожа, но разве князь уже не отказал вам? Если вы выйдете…
Ха!
— Лали.
Я всегда была с Лали дружелюбна, и сейчас она впервые слышит от меня обвиняющий тон.
— Г-госпожа?
— Подумай снова, Лали. Ты советуешь мне стать посмешищем для всей столицы? Ты советуешь мне опозориться? Опозорить родителей, дом, род Кокберг? Может быть, ты забыла, что есть честь?
Лали отступает на шаг, качает головой, твердит что-то невнятное.
Я игнорирую.
Она сказала, что папа в рабочем кабинете. Я останавливаюсь в начале коридора, у эркера, и указываю на широкий подоконник. Под видом заботы, я не позволю ей стоять под кабинетом и подслушивать. Лали всё ещё достаточно ошарашена моим внезапным нападением и не осмеливается спорить.
Не хочу о ней думать…
Я думаю только о папе, и к кабинету иду нетвёрдой походкой. Меня качает от страха. Я боюсь открыть дверь и проснуться, проснуться в будущем, где папы уже нет. Сердце стучит, пульс грохочет в ушах. Я глубоко вдыхаю. Если я открою дверь и проснусь — это будет платой за мои ошибки.
Постучавшись, я не дожидаюсь ответа, у меня не хватит воли, и врываюсь в кабинет, с грохотом захлопываю дверь. Щёлкает замок.
Пап сидит за столом, склонившись над бумагами.
Папа откладывает документ.
— Иси?
Я тяжело сглатываю. Комната расплывается в пелене слёз. Я по-настоящему задыхаюсь. Меня душит петля? Нет, я действительно вернулась. Я подбегаю к папе и, как в детстве, бросаюсь к нему на шею.
В детстве папа бы сразу обнял меня, подхватил на руки, подкинул к потолку, рассмешил до счастливого визга. Сейчас он неловко приобнимает меня. Кажется, он не знает, что со мной делать.
Я заставляю себя успокоиться. Мне нужно держать себя в руках, если я не собираюсь рассказывать правду о своём возвращении. Обрушить на папу всю свою боль так легко… И так бессмысленно. Разве папа, всей душой и всем сердцем преданный правящей династии, сможет принять мою правду? Прежде, чем открывать рот, я должна обдумать последствия. Не стоит рассчитывать, что я смогу исправлять ошибки бесконечно.
— Па…
— Иси, ты плачешь? Дочка, не надо.
Как приятно слышать своё домашнее имя. Рей называл меня Дарой, будто хотел отобрать мою связь с семьёй, с родом.
— Нет.
— Вот и не надо. Я сдаюсь.
— Что?
— Иси, я много раз говорил тебе, не считаю Рея Лотта хорошим вариантом, но… Твои слёзы разбивают мне сердце. Я не буду больше возражать. Прикажи проводить его сюда.
Что?!
Я вскакиваю:
— Нет необходимости!
— Иси?
— Просто… Я думаю — а вдруг ты прав? Пап, ты ведь знаешь, что господи Лотт сейчас перед парадным крыльцом? Если бы он приходил и добивался меня или даже встал на колено в холле… Сейчас он не смирение и любовь показывает, а устраивает шумиху. На улице толпа собралась. Зачем он нас позорит? Он бросает тень на мою репутацию, а это неправильно. Он не должен был так поступать. Давай подождём? Лучше расскажи, чем занят? Мы, кажется, давно не проводили время вместо просто так.
Я присаживаюсь на подлокотник и беру первый попавшийся документ. Папа не возражает моей бесцеремонности. Смотрит на меня с улыбкой, в глазах — родительское тепло. На миг ощущение дома захватывает меня, но быстро тает. Родные стены не защитят, когда правящая семья возьмётся за нас всерьёз.
Папа выкладывает передо мной четыре письма:
— После возвращения “Солёной каракатицы” многие заинтересовались северным маршрутом. Я собираюсь вложиться в экспедицию.
Да, было такое.
Капитан, которого папа выберет, потеряет все корабли. Была ли неудача случайной или звеном цепи рукотворных несчастий? Насколько я помню, наши потери не были особо велики. По крайней мере, вкладывая, папа учитывал малую вероятность успеха.