Невеста рока. Книга вторая
Шрифт:
Флер грустно смотрела на этих людей, проживающих на землях, принадлежащих ее мужу. Их потрепанные одежды и бледные, изможденные лица болезненных детей печалили ее. С какой бы радостью она бросила им все драгоценности, тяжелым грузом висевшие на ней! Ей хотелось навестить их убогие лачуги, стать для них благотворительницей. Однако Сен-Шевиот запрещал ей даже близко подходить к их жилищам, ибо опасался, что она подхватит какую-нибудь болезнь. Он боялся заразы.
Во время их прогулки в санях они встретили Певерила с бежавшей за ним Альфой. Сен-Шевиот приказал кучеру (которого он соответственно одел в медвежий тулуп) на минуту притормозить. И обратился
— Так у вас не останется времени нанести окончательный штрих на портрет внучки Растинторпов. Ведь вы так долго прогуливаетесь. А не обленились ли вы, мой юный друг?
Молодой художник в знак приветствия снял шапку. В этот неповторимый, волнующий момент он позволил себе задержать взгляд на красивой женщине, сидящей с опущенным взором, молчаливой и неподвижной в своих соболях. Певерил ответил:
— Портрет закончен сегодня утром, милорд. Я как раз направляюсь через поле к Растинторпам. За мной послала маркиза.
Сен-Шевиот затянулся сигарой, которую только что прикурил. Затем поправил меховой плед, лежащий у него на коленях. С серого неба падали крупные хлопья снега, было очень холодно и сыро.
— Похоже, старухе понравилась ваша работа, — произнес он. — А ведь она, похотливая старая карга, любит красивых парней… — Он вульгарно рассмеялся. — Ей угодно, чтобы вы написали портреты и других членов ее семейства, на что я дал мое согласие.
Избегая взгляда Флер, Певерил сказал:
— Если бы ваша светлость уделили мне время, мне бы очень хотелось обсудить с вами вопрос о моем отъезде из Кадлингтона.
Флер почувствовала острую боль в сердце, пронзившую его будто ножом. Она подняла огромные печальные глаза. Лицо ее оставалось лишенным всякого выражения. И все же она не смогла сдержать вздоха облегчения, охватившего все ее существо, когда Сен-Шевиот перечеркнул желание юноши обрести независимость.
— Чепуха! — прогремел он. — Зачем вы выказываете такое сильное желание покинуть замок, вы, неблагодарный болван? Останетесь здесь, пока это будет угодно моим друзьям, которые, кстати, тоже ваши покровители.
Не дождавшись ответа юноши, он приказал кучеру подхлестнуть пони, чтобы ехать дальше. Певерил стоял, не шелохнувшись, и смотрел вслед саням, удаляющимся по узкой, блестящей от льда тропинке, пока они не скрылись из вида. Колокольчики, привязанные к шеям пони, звонко позвякивали в морозном свежем воздухе. Порыв ледяного ветра обжег лицо молодого человека. Он надел шапку, поежился в своем плаще и медленно, с трудом двигаясь по снегу, продолжил свой путь. Желание быть ближе к ней росло в нем все больше и больше. Иногда он видел ее издали — наблюдал, как постепенно расплывается ее некогда тонкая талия. Он знал, что она носит в своем чреве ребенка Сен-Шевиота, но все равно обожал ее. Денно и нощно он страстно мечтал хоть немного облегчить ношу ее печали. Однако решил, что будет выполнять деспотические приказы Сен-Шевиота, пока не убедится в успешном рождении наследника. Все чаще и чаще он слышал разговоры среди слуг, что ее светлость слишком хрупка и нежна и, возможно, не перенесет родов. Эти разговоры приводили его в беспредельный ужас.
Миновал февраль. Снег постепенно начал таять, с холма вниз струились грязные потоки. Флер по-прежнему выходила в сад или выезжала в фаэтоне. Сейчас уже больше нельзя было кататься в удивительных русских санях.
Певерил подолгу задерживался у Растинторпов, на этот раз работая над новым портретом. Но иногда по вечерам, когда карета маркизы (которую любезно предоставляли ему для такого случая) привозила его обратно в Кадлингтон, он видел Флер. И они могли приветственно помахать друг другу рукой. Если они шли навстречу друг другу по парку, то останавливались и разговаривали, но всего несколько минут. Миледи очень стеснялась своей погрузневшей фигуры, ее словно мучила совесть. Ибо теперь она понимала, что любит Певерила со всей силой и нежностью женского сердца. И она печалилась по своей утраченной молодости. Сейчас любовь не могла что-либо изменить в ее жизни, к тому же Флер была глубоко нравственным существом, и ничто не могло побудить ее бросить тень на достоинство нынешнего положения — жены Сен-Шевиота.
Позднее, когда свирепые мартовские ветры сотрясали огромный замок и будущей молодой матери приходилось постоянно свертываться калачиком поближе к каминам, ее душевные и физические страдания усилились. Иногда рядом с ней сидел Сен-Шевиот, но ее общество, казалось, только смущало его. Тем не менее он был на редкость ласков и учтив, беспрестанно заботился о ее здоровье, то отдавая распоряжения, то отменяя их: ей нельзя делать то, ей надо делать это. Где-то он слышал, что будущей матери нужно пить какое-то особое молоко и есть редкую пищу. И он посылал за новыми коровами из Джерси [3] , заказывал всевозможные деликатесы из лондонских магазинов и даже из Парижа. Флер была окружена подарками, от которых буквально задыхалась. Их без конца привозил Сен-Шевиот, всегда охваченный безудержным бахвальством. Иногда своими действиями он даже вызывал у нее смех.
3
Джерсийская порода молочного скота отличается высокой жирностью молока.
— Вам надо быть веселой, иначе ребенок родится меланхоликом и будет таким же болезненным, как и вы, — выпалил Сен-Шевиот как-то вечером, когда приехал на несколько дней в замок. Сейчас он беспредельно радовался весенней погоде. Ясный апрель перешел в теплый нежный май. Лес стоял зеленый, а солнце все чаще освещало холмы и долины. — Как вам новые книги, которые я принес вам? Вы не находите их забавными? — сердито вопрошал он. — Я же говорил вам, что они занятны.
Она перелистывала страницы романов, угрюмо поглядывая на него, но была смиренна и послушна:
— Я стараюсь чаще смеяться, Дензил. Но это очень трудно, когда пребываешь в скверном расположении духа. Умоляю вас, перестаньте тревожиться о моем здоровье. Сейчас я чувствую себя превосходно, и доктор Босс сказал, что мне нечего бояться.
— Если он окажется не прав, я прострелю ему глотку, — пробормотал Дензил.
Она взглянула на него, ее прекрасные глаза горели презрением. До чего же он жесток и в любви и в ненависти!
Однажды вечером барон упомянул о картине Певерила, где были написаны ее руки.
— Наш юный гений становится дерзким. Он не просил моего разрешения подарить вам это. Однако как ему удалось так похоже написать ваши руки? Вы что, позировали ему… вы осмелились…
— Ведь он писал с меня большой портрет и запомнил их тогда. Он решил, что, подарив мне эту маленькую картину, тем самым выразит благодарность нам обоим.
— Не нравится мне это! — возразил Сен-Шевиот. — Пара рук… какая глупость!
— Наверное, они олицетворяют мгновение молитвы, но такие вещи вас совершенно не интересуют, — произнесла она с необычным для себя сарказмом.