Невеста рока. Книга вторая
Шрифт:
Шарлотта не осмелилась ответить, ибо очень робела, но внезапно поднесла прекрасную руку своей благодетельницы к губам и с жаром поцеловала.
— О миледи, от всего сердца благодарю вас за все, что вы делаете для меня, — выдохнула она. — Боюсь, сегодня я была слишком невнимательной. Прошу вас, умоляю, простите меня!
— Ну, полно… не надо больше думать об этом, — улыбнулась Элеонора Чейс. — У каждого из нас в жизни бывают моменты, когда мы рассеянны. А в общем, ты очень прилежная ученица. Ладно, ступай-ка подыши свежим воздухом, малышка.
Шарлотта присела в реверансе и ушла. Леди Чейс несколько минут стояла неподвижно, глядя вслед удаляющейся изящной фигурке. Она задумалась. Бедная маленькая Шарлотта! Ей не свойственны неблагодарность, дерзкие поступки. Элеонора Чейс могла только мечтать, чтобы ее сын обладал исключительными достоинствами этой девушки. Она, конечно, любила Вивиана, но временами не могла не замечать его крайней эгоистичности, а иногда распущенности и диковатости. Она надеялась, что с годами он остепенится и станет более похожим на его достойного отца. Часто она закрывала глаза на проступки сына. Но иногда миледи боялась за его будущее. Самое лучшее для него, считала она, это пораньше жениться. Но не на глупой и легкомысленной девушке, такой, как Гарриет Дони, которая время от времени оставалась в Клуни и буквально ходила за Вивианом по пятам. Пока что леди Чейс не считала ни одну знакомую ей молодую леди подходящей для ее сына. Ей хотелось, чтобы Вивиан женился на девушке безупречного поведения и благородного происхождения.
«О, конечно, такой день настанет, — размышляла она, — мое желание очень скоро исполнится».
В своем простодушии леди Чейс иногда даже позволяла себе сожалеть, что ее воспитанница не благородных кровей. Разумеется, она станет превосходной женой для какого-нибудь мужчины. Однако ее светлость никогда в своих раздумьях не связывала Шарлотту и Вивиана. Насколько ей было известно, они очень редко виделись друг с другом. Если когда-нибудь Вивиан и заговаривал с девушкой, то обращался с нею лишь снисходительно. С детских лет Вивиана мать никак не могла убедить его относиться вежливо и тактично к тем, кто был ниже его по положению.
Поэтому Элеоноре Чейс даже в голову не приходило, что Вивиан может проявить пристальный интерес к Шарлотте. Да в любом случае, по мнению миледи, Шарлотта все еще пребывала, что называется, в «школьной комнате».
Элеонора немного посидела молча, с гордостью и любовью размышляя скорее о великолепной внешности и обаянии сына, нежели о его поведении. Внезапная острая боль пронзила ее. Боль была настолько сильной, что миледи боялась лишиться сознания. Тяжело дыша, она закрыла глаза и положила руку на грудь, вдруг осознав, что холодные объятия смерти приблизились к ней в этот солнечный день.
Леди Чейс уже давно понимала, что скоро умрет, весь вопрос в том — когда. Пока она ощущала это скорее инстинктивно, проводя нескончаемые бессонные ночи, когда мужество покидало ее из-за сильных болей в сердце. Ее мать скончалась от angina pectoris [22] . Возможно, и ее ожидает та же участь. Элеонора воспринимала это с таким же спокойным стоицизмом, как и другие печали. Но ей не хотелось, чтобы ее конец наступил ТАК скоро, до того, как остепенится Вивиан.
Ей с трудом удалось подняться и дотянуться до сонетки. Вошел слуга. Она послала его за Ханной. Когда эта почтенная женщина вошла и увидела свою любимую хозяйку смертельно бледной, она упала перед ней на колени, заливаясь слезами.
22
Грудная жаба, стенокардия (лат.).
— Миледи, миледи, дальше так нельзя… Разрешите мне позвать вашего доктора.
— Думаю, это надо сделать, — прошептала леди Чейс.
— Да, да, ваша светлость, я немедленно пошлю человека за доктором Кастлби. А сейчас, позвольте, я отведу вас в постель.
Ужасающая боль в груди прошла. Снова леди Чейс задышала ровно и даже улыбнулась. Она глубоко вздохнула и сказала:
— Увы, Ханна, по-моему, приближается мой конец.
Служанка с глазами, полными слез, воскликнула:
— Не говорите так, миледи! Если такое случится, я этого не вынесу.
— Дорогая моя Ханна, смерть не минует никого из нас. Я снова встречусь с моим любимым мужем. Разве это не радостная перспектива?
Ханна кивнула, утерла глаза и степенно поправила муслиновый чепец на своей седой голове. Однако старая служанка, помогая хозяйке добраться до постели, понимала, что ее светлость смертельно больна. Увы, какая жалость, что сейчас они были не в Лондоне, ибо, хотя доктор Кастлби из Харлинга — знающий и славный человек, он все же не специалист по болезням сердца.
Ханна помогла миледи улечься и попыталась успокоить ее:
— Верно, это всего лишь один из приступов, и он, конечно же, пройдет, миледи.
— Да… и снова вернется, — грустно проговорила миледи, печально оглядывая свою изысканную опочивальню.
На стене перед ней висел огромный портрет ее мужа в военной форме. Одна его рука покоилась на бедре. «Как Вивиан похож фигурой и лицом на него», — подумала она, разглядывая стройную фигуру и красивое лицо лорда Чейса, в глазах которого застыла мировая скорбь. Казалось, в тот момент он полностью утратил вкус к жизни. Элеоноре трудно было понять, почему эти два человека, отец и сын, так различны по своей натуре. Увы, мальчик больше не напоминал отца. Какая жалость, что и дед Вивиана, который мог бы всегда помочь ему хорошим советом, тоже погиб в самом расцвете сил. Очень скоро на свете не останется никого, кто смог бы поддержать молодого человека на жизненном пути.
Уже на пороге Ханна оглянулась и сказала:
— Пойду принесу вам сердечные капли, миледи. Может быть, позвать к вам его светлость?
Бледные щеки Элеоноры порозовели.
— Не надо пока говорить моему сыну, что я настолько больна. Если хотите, сообщите ему, что у меня мигрень и из-за нее я пригласила доктора Кастлби, чтобы он прописал мне какое-нибудь лекарство.
Что-то неосознанное вынудило старую служанку нахмуриться.
— А не лучше ли ему узнать правду, миледи? — тихо спросила она.
— Нет, Ханна. Волнения могут помешать его занятиям в Оксфорде. Возможно, Господь будет милосерден ко мне и даст пожить еще, так к чему причинять излишние беспокойства и горе тому, кто любит меня?
Ханна вздохнула. Она учтиво наклонила голову и удалилась. На лестничной площадке остановилась возле огромного окна, чтобы поправить занавеси. Для ее возраста она обладала удивительно острым зрением. Стоя подле окна и пристально вглядываясь вдаль, она невольно укоризненно поцокала языком. Ибо увидела нечто, что вовсе ей не понравилось. Это была фигура его светлости, мелькнувшая в розарии, возле искусственного озера по пути к лесу. В общем-то, ничего необычного в этом не было, если не считать еще одной фигуры, следующей рядом с лордом Чейсом. Фигурки воспитанницы миледи, Шарлотты Гофф.