Невеста супергероя
Шрифт:
«Он не виноват»– обреченно подумала она и позволила себе немного слез. Совсем чуть-чуть, пока никто не видит.
Тесная петля ее фальшивого мирка, наконец, затянулась. И единственным выходом из нее было понять свои способности, чтобы избавить мир от сверхлюдей. Это решило бы разом кучу проблем. Только вот…
«Тебе нельзя развивать силу, Лив. Прекрати это, если хочешь сохранить жизнь»
И что это, черт возьми, должно значить? Перевернувшись на спину, она выхватила из-под подушки телефон и утерла слезы, набирая номер
«Мне показалось, или ты там носом хлюпаешь?»– Пришло новое смс, вновь выводящее Лив из себя. Вскочив на ноги, она с грохотом отворила дверь и скрестила руки на груди, нос к носу столкнувшись с напуганным Пламенем. Это было что-то новенькое, напуганным она его еще не видела. Раздраженным злым, веселым, сосредоточенным, но уж точно не нашкодившим мальчишкой, который сейчас мялся перед ней с какой-то коробкой в руках и виновато молчал. Вопреки всему, захотелось засмеяться, и обнять его. Ей вдруг стало так тепло. Так тепло, что аж больно.
– Всего лишь насморк, - мягко заговорила она, состроив возмущенную мину, но не улыбнуться не смогла. – Ты меня разбудил. Злодей.
– Истинное зло – спать так долго, пока остальные там порядок наводят, - на автомате ответил Август, с подозрением щурясь на ее глаза. Наверное, красные. Лив развернулась к нему спиной и вернулась в комнату. Не дожидаясь приглашения, Август пошел следом. – Эй, почему мое одеялко на полу? Я думал, ты о нем позаботишься!
– Как Грейс? – Спросила Лив, проигнорировав его вопрос и поднимая злосчастное одеяло с пола, аккуратно складывая его. Укладывая его на кровать, она ласково провела по нему пальцами, будто прося прощения за свой порыв.
– Как новенькая. Снова в строю, - проморгавшись, Лив уселась на кровать и скрестила ноги по-турецки, уставившись на Августа снизу-вверх. Ее больше не смущал тот факт, что она сидела перед ним в пижаме. Он видел ее в ней, наверное, чаще, чем в обычной одежде. Странную коробку Август продолжал сжимать в руках, усевшись перед ней на тумбочку.
– А тот урод? Сказал что-нибудь? – Продолжала свой допрос девушка. Август покачал головой, нахмурившись.
– Не хорошо обзывать людей уродами, мы не выбираем какими родиться. Стыдно, Лив, - укоризненно заговорил он, но уголки его губ приподнялись. – Правильнее называть его козлом, скотиной, придурком… Ну, сама выберешь, - Август самодовольно хмыкнул, когда на ее губах появилась улыбка, и только после этого продолжил.
– Ничего кроме своих нацистских лозунгов. Знаешь, это пугает. Хотя меня сложно напугать после всего, что я повидал.
– Да, странно слышать такое в двадцать первом веке, - Лив закусила губу, когда он поймал ее взгляд на своем, наконец, свежем и отдохнувшем лице и улыбнулся. Широко и счастливо, сверкнув зубами. Одним легким движением губ сметая в ней все те стены, которые она силилась построить от него вчера перед сном. Внутри все холодело и пылало от собственных чувств, которые появлялись без ее позволения, но… они нравились ей. Хоть и казалось таким абсурдным и нереальным взять и отбросить все логические доводы разума, которые выступали против этих чувств. Но они есть. Они уже были и жили в ней. И сломанный пополам стержень внутри нее был слишком осязаем, чтобы сомневаться в этом. – Ты ведь не просто поболтать зашел?
– С чего ты взяла? Я что, недостаточно хороший собеседник для тебя, а? – Игриво отозвался Август, продолжая улыбаться, и это обезоруживало девушку. Сейчас он был таким… простым. Веселым и улыбчивым парнем, сводящим ее с ума одной улыбкой. Сменить его мрачный костюмчик мотоциклиста на футболку и джинсы, и никто не узнал бы в нем вечно хмурого и зудящего супергероя, который никогда не раздавал автографов.
– Хороший, когда не ворчишь, как старый дед, - хихикнула она в ладошку, наблюдая за тем, как вытягивается его лицо.
– Я никогда не ворчу! Просто очень дружелюбно бубню, качаю права и негодую, - всплеснув руками, он вдруг поменялся в лице. Теперь оно выглядело таким по-детски хитрым, что Лив удивленно уставилась на него, не веря своим глазам. – Ладно, я пришел не просто так. Принес тебе веселую игру.
– Игру? – Лив была ошарашена окончательно, а Август тем временем заговорчески подмигнул ей и открыл принесенную коробку. Лив опасливо наблюдала за его действиями, ожидая подвох в любую секунду. И, собственно, дождалась. – Сдурел? Убери эту гадость, не буду я в это играть, ни за что! Нет и еще раз нет!
– Ну Ли-ив, - протянул он, наигранно надувшись, совсем как ребенок. Она просто не узнавала его. Страшно признавать, но ей нравилось видеть его таким… беззаботным. Нравилось и в то же время затягивало ее еще глубже в океан собственных чувств. А уйдя под воду с головой начинаешь понимать, что дышать там нечем. – Даже дети играют в это!
– Нет! – Упрямилась она. Август поднялся на ноги и сделал к ней шаг, хитро улыбаясь, а она боязливо отскочила на дальний от него край кровати. Он опустился на тот край, что был ближе к нему. Теперь они оба сидели с разных концов кровати и сверлили друг друга взглядами.
– Ами предупредила меня, что ты начнешь вопить, - хмыкнул Август и запустил руку в карман штанов, извлекая оттуда пачку печенья. – Поэтому я принес это. Девушки же любят сладкое, да?
– Я что тебе, собака? – Момент нежности в его сторону испарился, уступая место какому-то животному страху при одном взгляде на доску Уиджи, которую он положил себе на колени. – Это же просто доска с буквами, это не поможет!
– Ну, раз это просто доска с буквами, то и бояться нечего? – Вскинул бровь Август и приглушенно рассмеялся. – Перестань вести себя так…
Август замолчал, но Лив все еще ждала продолжения фразы, насупившись и скрестив руки на груди.
– Как? – не выдержав, спросила она. Август улыбнулся одним уголком рта, скользя взглядом по ее лицу.
– Так, - буркнул он, вздохнув. – Мило.
– Мило?
– Да. Ты должна бесить меня. Я так привык, - Лив знала, что покраснела, как последняя дура, но ей было некуда прятаться, разве что резко отвернуться от его смеющихся глаз, что выглядело бы даже хуже. Поэтому они просто смотрели друг на друга до тех пор, пока она не начала задыхаться от момента. От момента и осознания того, чего они оба не могли сделать дальше.