Невеста трех женихов

Лифшиц Галина Марковна

Света долго размышляла, не понимая. Что они, десяток детей не прокормят, не выучат? Наследство жалко делить? Так ведь и наследства на всех хватит! Плохо расти одному. Грустно. Несправедливо, наконец.

Единственная догадка на этот счет заключалась в том, что Марио был ревнив, причем ревнив довольно странно. Ему, например, даже нравилось, когда его жена привлекала внимание других мужчин. Это его заводило и ничуть не смущало. А вот когда к ней приезжал брат Егорка, муж зажимался, страдал. Когда родился Андрейка, он все порывался сдать малыша нянькам и зажить с женой в свое удовольствие, лишь иногда одаривая вниманием наследника. Света этого не допустила. Он в ответ отказался иметь детей

вообще.

Иногда это ее ужасно задевало.

– Вспомни, перед отлетом в Милан, когда ты за мной прилетел, мы мечтали о детях! Во множественном числе! Я говорила, что у меня будут итальянские дети, а ты говорил, что у тебя будут русские!

– Да? Я так говорил? Не помню…

– Да! Ты именно так говорил!

– Тот разговор не носил никакого конкретного характера, – суховато отвечал Марио, как на деловых переговорах.

Во всех других вопросах он ей уступал. Они сроднились. Марио был хорошим мужем. Нет людей без недостатков. И у нее куча недостатков. Но – притерлись, есть взаимопонимание.

Кроме одного пункта, едва ли не самого важного.

Светка и тут надеялась. Вдруг все-таки Марио изменит свое мнение? Вдруг Инка решится? Что-то такое произойдет, и сбудутся ее мечты. Ведь ей когда-то нагадали, что родит она пятерых детей. И она в это верила и всерьез планировала. Правда, тогда же и Инке нагадали сына. Одного. И Инка сердилась, что только одного, и кричала, что верить глупым гаданиям нельзя, у нее будет не меньше трех…

Так можно гаданиям верить или нельзя?

Посмотрим, посмотрим. Какие наши годы!

3. Буриме

Андрейка обожает поэтические состязания. Особенно буриме. Это такая игра в сочинение стихов по заданным рифмам. Один из играющих придумывает и объявляет рифмы остальным. Потом каждый сочиняет свое стихотворение, не отклоняясь от задания. И еще надо, чтоб стихи получились осмысленными, а не тарабарской глупостью. У мальчика с сочинением стихов выходит пока не очень, зато рифмы он составляет такие, что другим участникам мало не покажется. В прошлый раз объявил: «Кулак-борода, так-никогда. Тюрьму-ножом, поделом-ему. Слёз-отказ, не раз-вопрос. Зачем-мне, проблем-окне».

Видимо, перед внутренним взором юного водящего в момент изобретения рифм стоял какой-то недавно виденный боевик.

Инка похвалила крестника за интересные способы рифмовки: не только перекрестной озадачил, но и опоясывающей одарил. А потом все принялись за дело. Когда истекло положенное время, она предложила общему вниманию вот что:

У Петра-Императора слишком большой кулак: Поместилась в него вся боярская борода, И отныне боярин испуганный будет выглядеть так, Как до этого – никогда. Он, конечно, не хочет попасть в тюрьму, Он скребет подбородок тупым ножом, И потеря былого лица – поделом Наказанье за ужас пред властью ему. Он веленье постыдное выполнит не без слез — Слишком дорого стоил бы гневный ему отказ. Что там бороды – головы падали с плахи не раз За какой-то не любый царю вопрос. Но душа, воспротивившись, стонет: «Зачем, Господь, посылаешь такое бесчестье сейчас и мне!» Не поймет, что Истории не до людских проблем — Речь идет о пробитом в Европу окне.

Если бы Андрейка не сам только что подсунул им свои головоломочные рифмы, он в жизни бы не поверил, что Инна написала это вот так, за несколько минут, без всякой подготовки.

– Еще раз, Инна, прочитай мне еще раз, прошу тебя, – с красивыми итальянскими интонациями, проявлявшимися в моменты эмоционального подъема, попросил мальчик.

Инна с удовольствием прочитала. Ребенок потребовал еще.

– Зачем? Я тебе подарю эти стихи, сам будешь читать, сколько хочешь.

– Спасибо. Но я хочу все сейчас понять. Я не все понял про Петра Великого.

– Молодец, что вообще понял, о ком идет речь, – похвалили довольные подруги.

Все дальнейшее пребывание в прошлый раз у крестной прошло под знаком Истории государства Российского, а точнее – Петровской ее эпохи. Рассказывать пришлось и про «большой кулак» Петра I, в прямом и переносном смысле большой, и про боярские бороды, стало быть, и про самих бояр, и про извечный русский страх перед властью и его последствиях и про самое непонятное: про окно, прорубленное в Европу.

Ребенок требовал подробностей, еще и еще. Показывали ему картинки в Интернете, выуживали из памяти все больше и больше деталей. Наконец, Светка распечатала даже «Медного всадника» Пушкина, пообещав, что в следующий визит на родину повезет сына в Питер и покажет ему это самое прорубленное императором окно. Во всей красе.

Вот счастье познания мира в чистом виде! Без учителей, сидения за партой, уроков, скуки, отметок. Андрей прямо из игры в стихи попал в полноводное море русской истории и смело отправился в путешествие.

Он бежит себе в волнах На поднятых парусах… [19]

Еще Инка специально для крестника писала ему в подарок сказки. На русском. Он с раннего детства привык, что madrina [20] у него сказочница. Много накопилось этих сказок. Андрейка и читать по-русски начал по ним. Недавно Инна, вздохнув, заметила, что ей пора переходить к другому жанру. Скоро ребенок превратится в подростка, будет не до сказочек.

19

А. С. Пушкин «Сказка о царе Салтане».

20

Крестная (итал.).

Да, оставалось совсем немного времени, совсем мало Андрюшиного детства, последние месяцы которого хотелось провести в радости, покое.

Они не успели в дом войти, как Андрейка спросил, обнимая крестную:

– А ты мне что-нибудь написала?

– А как ты думаешь?

– Неужели – да?

Та засмеялась:

– Неужели – нет? Разве я могла не написать? Конечно – да. Это – закон!

– Ура! Давай! Я буду читать!

– Сначала умыться, вещи занести, а потом ты будешь читать, а мы – слушать, – урезонила мама.

И вот они сидят под пинией, вдыхая аромат ее растопленной дневным зноем смолы, и слушают, как чистый голос мальчика старательно повествует им историю птицы и человека. И это уже не сказка. Или все еще сказка?

ПТИЧКИН

Птичкин вырос среди пения и гама.

Только он не знал, что утреннее приветствие солнцу и приходящей с ним ясной лазури над головой называется пением, а болтовня, воркование и переругивание перед приходом тьмы – гамом.