Невеста в сугробе
Шрифт:
Должны были, но не жили.
Здесь его тоже не пустили на порог. Дверь открыл здоровенный мужик в телогрейке на голое тело. Крупная голова была наголо брита, через весь торс крупной вязью плелась широкая лента татуировок, сильные длинные пальцы, сжимающие сигарету, тоже были все сплошь в узорах.
– Ну! – мужик понимающе хмыкнул, проследив за его взглядом. – Все рассмотрел?
– Нет… Не очень… – промямлил Миньков, немного смутившись. – Я, собственно, не за этим.
– А за каким? – Длинная, как плеть, рука с крепко сжатым кулаком
– Стас! Стас, я прошу тебя! – на неожиданной истеричной ноте заверещал откуда-то из дома женский голос.
– Заткнись! – отозвался Стас с ленивой небрежностью, головы даже не повернул, а все на Сергея таращился. – Так че тебе, а, фраер залетный?
– Мне? – Он пожал плечами, уже жалея, что вообще из дома выходил в поисках друзей. – Да так, познакомиться просто хотел.
– Ах, познакомиться! – не поверил Стас. – А с какой целью?
– Ну… Новый год завтра…
– В курсе, – кивнул серьезно Стас, еще раз приказав своей женщине заткнуться, когда она снова принялась верещать. – И че с твоим Новым годом-то не так?
– Почему не так? – не понял Миньков. – Все вроде так.
– Да ну! – Мужик, в котором за версту угадывалось героическое уголовное прошлое, криво ухмыльнулся. – Было бы у тебя так, не стоял бы ты на моем пороге, фраер. А сидел бы у бабы под подолом в своей городской квартире. И вискарик бы уже потягивал в предвкушении пьяной шальной ночи. И сигарку бы мусолил, а то и кокс нюхачил. Или в казино фарт ловил бы.
– Ой, да при чем тут!.. – начал было возражать Сергей, но тут же был сграбастан крепкими пальцами за воротник дубленки.
– Слушай, ты, умник городской, – зашипел Стас ему в самое ухо. – Топай ты со своими проблемами с нашего двора, пока я на тебя собаку не спустил.
Собаки видно не было, даже голоса она не подала, когда он на двор входил, но почему-то словам Стаса Миньков поверил мгновенно и закивал. Попытался высвободить воротник, но Стас держал очень крепко и настойчиво подталкивал к воротам, приговаривая:
– Много вас тут, залетных, заезжает. Кому от безделья, кому от лености, а кому из любопытства в дом мой надобно попасть. А я не пущу!!! Слыхал, что сказал тебе, фраер?
– Да слышал, слышал, отпусти! – разозлился Миньков и ударил мужика по руке достаточно ощутимо.
Странно, но Стас хватку ослабил и даже глянул на Минькова с интересом. Потом и вовсе выпустил воротник из пальцев.
– Странные вы тут все, – зло раздувая ноздри, выпалил Миньков, пятясь к воротам.
– А всех-то три калеки, – кивнул, соглашаясь, мужик и поправил на голых плечах телогрейку. – А ты-то что забыл здесь, нестранный ты наш? С бабой пособачился или от долгов скрываешься?
– Да иди ты! – вспылил Миньков и, сунув кулаки в карманы, зашагал прочь…
Больше в деревне никто не жил. Да если бы и жил кто, Миньков бы больше не рискнул искать себе компанию на новогоднюю ночь. Хватило впечатлений.
Ничего, он как-нибудь один. Запустит диск
Глава 4
Лопухов Василий Иннокентьевич не знал, куда девать себя от смертельной обиды. Судьба и так жестоко посмеялась над ним, наградив такой фамилией и имечком в придачу.
Вася Лопухов, нарочно не придумаешь, так ведь?
А тут еще сюрприз преподнесла. И когда?! Прямо в самый канун новогодней ночи! До празднования, до того самого долгожданного момента, когда соседка Татьяна вознамерилась все же зайти к нему в гости, оставалось три-четыре часа. Она в десять собиралась прийти, а сейчас было шесть вечера, все правильно, четыре часа и оставалось. Он полгода вокруг нее кругами ходил. Целых шесть месяцев пытался понравиться и произвести впечатление, так сказать, благонадежного и порядочного. И тут такое!
– Ты что же, Лопухов, совсем работать перестал, да?! – надрывался в телефонную трубку начальник районной милиции. – У тебя три двора, мать твою, всего, а ты и там порядка навести не можешь! Уволю к хренам собачьим, так и знай! Пойдешь на коровник, на коровнике сгною!!!
Уволить его начальник не мог. Работать и так было некому. Лопухов уже четыре рапорта написал, пытаясь уволиться, все под сукном до сих пор лежали. И не три двора у него было, а целых три деревни. Пускай опустели они, да и в самом деле жильцов на каждую по десять человек в среднем оставалось, но разлет-то между деревнями какой был! По полторы сотни километров колесить приходилось, чтобы конфликтных подопечных своих навестить.
Подопечных было двое. В одном селе – Стас Аньшин, освободившийся досрочно. В другом – ненормальная гражданка Веретаева, в третий раз выписавшаяся из психиатрической клиники и решившая, что для блага ее души ей следует поселиться в доме своих умерших родственников.
У Лопухова на этот счет имелось свое собственное мнение, но оно мало кого интересовало. Гражданку Веретаеву особенно.
– Я вас не звала! – вопила она каждый раз, как Лопухов к ней заезжал. – Я не нарушаю общественный порядок, заявлений от граждан на меня не поступало, посему делать вам у меня нечего!
И хлопала перед его носом дверью. И он уезжал восвояси. И когда его просили доложить о состоянии дел в селах на совещаниях, ему совершенно нечего было сказать. И он мямлил невнятно, что все нормально, что все под контролем.
До недавнего времени все так и было. Аньшин со своей не женой, не подругой, не пойми, кто она ему, жил тихо, без выпивок, скандалов и пальбы в воздух, за что однажды и сел.
Веретаева не вешалась, вены не вскрывала, высоток здесь не было, и прыгать ей было неоткуда, разве что с березы, да она туда не взобралась бы, слишком грузная для таких дел.