Невеста воина, или Месть по расписанию
Шрифт:
— Совсем не пускал? — спросила я.
— Совсем… — мама украдкой вытерла слезы, — а потом на женской половине появилась Эталин.
— Опачки. Это бегемот? В смысле сало ходячее? В смысле, короче, его единственная?
Видать, я совсем маму запутала, у нее глаза такие большие стали, но ответила:
— Да.
— И он назвал ее единственной?
— Не сразу. — Мама опять пальцы сцепила, значит, снова занервничала. — Эталин была подарком клана МакШесс. Старшая дочь хассара Тагера. Такие подарки вообще редкость на Иристане, обычно за дочерей великих воинов сражаются, о них мечтают, а тут… подарок. От таких подарков не отказываются, и она стала восьмой женой хассара Айгора. Милая, добрая, всегда улыбающаяся девочка не скрывала своей любви к Агарну, а тот… тот и не смотрел в ее сторону, как и я, считая дни до окончания срока. И тогда наши сражения превратились в сплошные разговоры. «Останься со мной, — просил он, отбрасывая сталь и подставляя под удар свою обнаженную грудь. — Останься, Киара. Ты мой свет, ты моя жизнь, я дышу тобой… и я не смогу без тебя!» А я держала меч обеими руками, потому что после его слов рука словно ослабевала, едва на ногах могла стоять и все не знала, как сказать «да», чтобы вытребовать главное — встречи с братом. А потом наступил последний день. День, в который я даже не собирала вещи, планируя… оставить двери спальни открытыми. Я полюбила Агарна, полюбила всем сердцем, и у меня было достаточно смелости, чтобы признаться в этом самой себе.
Еще один судорожный вздох, и, сжав пальцы, мама продолжила:
— Но когда я вернулась с обеда, на моей постели лежал сейр. Пользоваться им я умела, я же воин, и, решив, что это подарок Агарна, который он мне оставил для связи с моими родными, поддавшись на мои просьбы, радостно подхватила устройство. Начала вбивать код и… «Информация отправлена!» — сообщил электронный голос. Я даже понять ничего не успела, как в спальню ворвались Агарн, эйтна-хассаш, эйтна клана МакВаррас и воины из охраны… Меня обвинили в измене.
— Бракованный навигатор! — прошептала я. — И ты смолчала? Но…
Мама рассмеялась, вот только смех был совсем не веселым, как и ее дальнейшие слова:
— Кирюш, остынь, это дело давно минувших лет. Я не молчала, я пыталась оправдаться, но… Выяснилось, что информация в клан Нрого поступала каждый раз после того, как я присутствовала на совете хассарата. Меня подставили очень качественно, и не только по времени, просто… я единственная женщина в доме хассара была воином и, следовательно, могла обращаться с устройствами связи. Женщин этому не учат, Кирюш, так что обвинители сочли доказательства моей вины неоспоримыми.
Ничего подобного! У бегемота сейры были, и не один!
Помолчав, мама продолжила:
— Было много сказано слов, много обвинений, все пытались высказаться про то, какая я… молчал только Агарн. Молчал и смотрел на меня, не отрываясь. А после произнес: «Теперь я понимаю, почему любовь — проклятие воина. Мы становимся слепы!» «Наказание за измену — смерть», — возвестила эй-тна-хассаш. Ее слова поддержали все, но я смотрела только на Агарна. Ему и сказала: «Ты взял меня как женщину, но всегда помнил, что я воин. Вспомни об этом и сейчас! Воин не осквернит своей чести предательством хассара. Я невиновна!» Он не поверил. Ни единому слову. Молча вышел и только на пороге тихо произнес: «Ты — все же женщина и наказана будешь как провинившаяся женщина!» Спустя час я была прикована к столбу во дворе, жены хассара на экзекуции тоже присутствовали, воинов не допустили. Моего отца, узнавшего о случившемся и прибывшего во дворец, хассар не пожелал выслушать. И кнут Агарн взял в руки сам. А когда он подошел ко мне, видимо, в ожидании просьб и молений, я лишь сказала: «Я тебе этого никогда не прощу!» Из двадцати положенных ударов он нанес только десять…
— Что, совесть проснулась? — едва сдерживая злость, спросила я.
— Дело не в этом… — мама судорожно вздохнула, — просто я заставила его вспомнить, что я все же воин… Потому что не произнесла и звука. Ни единого… я даже не застонала. И в тишине был слышен лишь звук рассекающего воздух кнута… Десять ударов — и хассар приказал отнести меня в спальню…
— Писец. — Мне было так жаль мамочку.
— Ив тот же вечер хассар Айгора узнал о моей невиновности. — Мама прикусила губу, стараясь успокоиться. — Оказывается, он установил новое оборудование во дворце за тот самый час, что был промежутком между моим обвинением и моим наказанием. Предателем оказался воин первой руки Мак-Эвен. Однако, даже погибая, воин не назвал имени своего соучастника, того самого, кто подложил сейр мне. А это могла быть только женщина… только жена хассара, никто иной в мою комнату войти не мог, даже служанки.
— А что было потом? — не спросить я не могла.
— Потом… — Грустная улыбка на бледных губах. — Он не отходил от моей постели. Он не отходил от меня. Он не мог простить себе случившегося…
— А ты?
— А я… Моя любовь, Кирюша, умерла с первым ударом кнута. Я больше не могла даже смотреть на него… Я задыхалась от его заботы, от его нежностей, я не желала принимать его подарки, я хотела только одного — чтобы он отпустил меня… Однако хассар пошел на нарушение традиций. Пользуясь тем, что самостоятельно встать и закрыть двери я не смогла, он не только входил в мою спальню, он не оставлял меня даже с восходом… Спустя месяц я встала на ноги и потребовала возвращения к отцу. Я имела право на это требование. Я имела право на свободу… но на мое заявление мне, скрипя зубами, дали ответ: «К отцу ты должна выйти своими ногами… но ты еще слишком слаба для этого». «Слаба» я была еще полгода! Несмотря на то, что возобновила тренировки, переоборудовав свою гостевую, несмотря на то, что меня приобщили даже к работе по дому. «Еще слишком слаба!» — непреложный ответ на все просьбы и в то же время постоянное, повторяющееся, почти непрекращающееся: «Прости меня…» На это мне было что ответить: «Никогда!» Вот так и жили… Агарн неизменно был вечером у моих дверей, я неизменно закрывала их. Агарн выламывал двери до заката, на закате я подтаскивала к проему шкаф. Его цветы, подарки, сладости и даже новое оружие, сделанное в соответствии с моими мечтами, озвученными в период наших совместных тренировок, — я игнорировала все. Просто молча выносила из своей спальни в коридор. Агарн был в ярости.
— Он тебя не отпустил, да? — Я догадывалась о страшном. — Неужели нарушение традиций сошло ему с рук?!
— Лучше бы все сошло ему с рук, — прошептала мама. — Но случилось иначе. В ситуацию вмешался мой отец. Он потребовал Суда правящего клана. Высшая инстанция на Иристане. Я не знала об этом… В тот вечер я закрыла дверь и готовилась ко сну… Внезапно явился Агарн, отсутствующий весь день, и потребовал открыть ему. Мой ответ был неизменен. И тогда я узнала его ярость… — Еще один судорожный вздох и едва слышное: — Когда дверь была выбита, я даже глазам не поверила… ни один воин не возьмет женщину насильно, если истек срок в начале брака. Ни один… Агарн взял. Невзирая на мое отчаянное сопротивление, невзирая на мои просьбы… Я умоляла его со слезами на глазах… Бесполезно! Он даже не пытался пробудить мое желание, и впервые я испытала боль от отношений, от его силы, от его ненасытности. Хассар Айгора нарушил еще одну традицию — воин не берет женщину больше двух раз за ночь, но Агарн брал снова, снова и снова… Он мстил мне за безразличие, за своеволие, за то, что посмела отказать. Ночь вся принадлежала ему, у меня не было сил даже всхлипывать… А наутро он задал мне лишь один вопрос: «Ты примешь дар моей жизни?» «Ненавижу», — вот и все, что ответила я.
Сижу — реву. Реально реву, даже слов нет, а слезы стекают по щекам и плюхаются в кофе, что еще держу в подрагивающих руках.
— Не плачь. — Мама вдруг улыбнулась. — Я благодарна ему за ту ночь… очень благодарна. Потому что у меня появилась ты. А ты, Киренок, моя самая большая радость в жизни. Ты вообще вся моя жизнь, доченька.
Теперь реву в голос, с подвываниями.
Мама улыбнулась шире:
— Глупенькая. Да за такую дочку, как ты, я ему еще и спасибо сказать должна.
— Урод он, — вытираю слезы, — глист викриан-ский!
Слезы я вытирала, но в то же время четко осознала — не прощу! Никогда не прощу! И очень жаль, что всего этого я не знала, тогда не стремилась бы остановить его убийц… сама убила бы! И за маму, и за себя.
— Мам, а что дальше было? — немного успокоившись, спросила я.
— Дальше?.. — задумчиво отозвалась мама. — Дальше… Агарн покинул дворец в то же утро, так как был вызван в столицу. Иристан готовился к войне, и стало известно, что именно хассарат Айгора подвергнется первому удару. Из-за этого произошла задержка с рассмотрением просьбы моего отца… — Грустная ухмылка, и, с трудом проговаривая каждое слово, мамуля продолжила: — К моменту появления представителя правящего клана моей беременности было уже две недели, и вопроса о моем возвращении в клан МакЭдл уже никто не ставил, я автоматически стала собственностью твоего отца. Сам он появился спустя сутки, долго стоял на пороге моей спальни, после чего решительно вошел и началось: «Теперь ты понимаешь, что останешься со мной навсегда. Теперь выбора у тебя нет, Киара. И я спрашиваю в последний раз… в последний, учти! Ты примешь дар моей жизни?»
— А чего это за фраза такая?
— Предложение стать единственной. — Мама усмехнулась. — И вот тогда, понимая, что терять мне уже нечего и худшее уже произошло, я высказала ему все, что о нем думала. Все! Не сдерживая себя ни в эпитетах, ни в выражениях. Как воин воину, указав на то, что он несдержанный юнец и недостоин называться воином. И если он надеялся, что беременность смягчит меня, то он очень сильно ошибся, потому что это дитя будет мне всегда напоминать о том, какое он ничтожество… К концу разговора в моей спальне не осталось ни единого целого предмета мебели, Агарн искромсал даже стены, но… но он, как и я, знал, что это правда. И этой правды мне не простил. Через две недели единственной была объявлена Эталин.