Невезучие
Шрифт:
Он незаметно улыбнулся самым краешком губ, дружелюбно подмигивая сиявшему над головой Якорю, самой яркой путеводной звезде, украшавшей ночной небосклон. Отныне перед ним расстилалась бесконечная дорога странствий – маня, искушая, соблазняя и властно приказывая следовать по ее причудливо извивающемуся полотну навстречу непредсказуемой судьбе и неуловимой удаче! Таю хотелось верить, что вместе с отчим домом он оставлял позади и свое извечное, изрядно опостылевшее ему невезение!
Принц пришпорил скакуна, снова и снова повторяя строчки, почему-то пришедшие на ум именно сейчас и оказавшиеся идеально подходящими для начала удивительных приключений, на встречу с которыми ему так хотелось надеяться:
Тебе опять не повезло,Вся жизнь твоя – богов ошибка!Но на лице, врагам назло,Сияет дерзкая улыбка…Чернокнижник Гедрон лла-Аррастиг разочарованно отскочил от волшебного
– Не понимаю, каким чудом княжне и принцу удалось избегнуть многочисленных препятствий, встающих у них на пути? Не иначе как на их стороне действительно выступают Пресветлые боги и благой случай… Но ничего, – Гедрон обернулся к шести разложенным на столе вольтам, точно соответствующим шести Воинам Судьбы, – я не отступлюсь! Бойтесь, жалкие марионетки, потому что у меня заготовлен не иссякающий запас всяческих неприятных сюрпризов, и, клянусь демонами Нижнего уровня, я не успокоюсь, пока не израсходую его целиком и не отправлю в Обитель затерянных душ вас всех, одного за другим…
Он зловеще завис над куклами и плотоядно пошевелил крючковатыми пальцами, выбирая, на кого из Воинов Судьбы ему надлежит направить следующий подлый удар…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Эльфийский, бесспорно, является самым красивым и певучим из всех языков, употребляемых на бескрайних просторах обширного Антейского материка, чрезвычайно богатого на народы и наречия. Жители Нарроны чересчур акают, причем чем ближе к столице, тем явственнее. Рохоссцы протяжно пришепетывают, намеренно привнося в свою речь немалую долю слащавости, напоминающей приторный вкус золотистой арахисовой халвы. Веселый красногорский говорок почти не отличим от задорного треньканья балалайки, колоритно сдобренного мелодичными напевами вальяжной гармони. Чванливые офирцы разговаривают донельзя жеманно, постоянно пересыпая и так кажущиеся непомерно затянутыми фразы излишне вычурными величаниями, настойчиво вязнущими в зубах. Славящийся нагромождением труднопроизносимых согласных звуков уррагский язык не запоминаем совсем, а экзотический канагерийский изобилует архаичными, давно устаревшими оборотами. Грубоватый выговор маркграфства Рюнхен здорово напоминает отрывистую перекличку бравых солдат, зато сложный, но мелодичный язык эйсенских вампиров, значительно упрощенный рядовыми селянами и горожанами этого необычного края, хорош до безобразия. Торговцы и путешественники, непрерывно кочующие из страны в страну, предпочитают изъясняться на всеобщем, впитавшемслова и фразы из всех существующих в мире наречий. Но как ни крути – всем им весьма и весьма далеко до изящного эльфийского, идеально подходящего для написания стихов, а также отменно пригодного для составления тонко завуалированных дипломатических посланий да сочинения названий для городов, озер, рек и прочих географических достопримечательностей.
Впрочем, эльфам даже не пришлось слишком долго напрягать свои мозги, чрезвычайно поднаторевшие в задачах такого рода, придумывая имена для двух полноводных сестер, являющихся самыми крупными в Антее реками. И если широкая и величавая Рона течет плавно и неспешно, в полной мере соответствуя эльфийскому «Гордая», то и шумная, звонко перепрыгивающая с камешка на камешек Лиара ничуть не отстает от сестры, идеально оправдывая меткое, когда-то удачно данное ей название – Смешливая.
Не скупясь на бурные весенние половодья, простушка Лиара щедро питает роскошные заливные луга, составляющие значительную часть прекрасного маркграфства Эйсен. Здесь практически нет гор и глубоких скалистых ущелий, зато на севере имеются сырые, практически непроходимые перелески, густо населенные разнообразным и не всегда безопасным зверьем. Здесь раскинулись самые прохладные в мире долины, затененные спокойными изгибами зеленых холмов, поросшие благоуханными левкоями и оплетенные ветвями раскидистых ив. Здесь чуть ли не на каждом шагу распростерлись многочисленные маленькие озерца, незаметно переходящие в обманчиво безобидные болотца. В этих местах не знают войн, быт тут размеренный, а уклад – патриархальный. Именно в этих краях трепетно блюдут преданья старины глубокой… Везде царят основательность, порядок и тишина, ибо здесь проживают вампиры, не очень-то уважающие бестолковую суету и модные, шумные нововведения.
Хотя стоит сразу упомянуть о том, что презрительную и неправильную кличку «вампир» в отношении благородных эйсенских дворянских родов употребляют не все, а только вздорные соседи, поселившиеся в непосредственной близости от границы этого славного маркграфства и испытывающие к хозяевам благодатных земель острую зависть, круто замешанную на отчаянном страхе. Ведь как можно любить того, кого боишься до дрожи в коленках? А эйсенских вампиров опасались все, даже долгоживущие эльфы.
Следует признать – владыки Эйсена мало чем уступали повелителям Синего и Белого кланов, обладая не меньшим долголетием, внешней красотой, мудростью и могуществом. К тому же их семьи представляли собой силу, не считаться с которой было невозможно. Правда, сила эта носила особое, не поддающееся примитивному осмыслению свойство. Телепатическая по природе, она давала своему владельцу поистине непреоборимую власть над разумом и эмоциями любого мыслящего существа, позволяя ментальным путем поглощать жизненную энергию и досуха опустошать умирающую в мучениях жертву. Поэтому на самом деле эйсенские дворяне являлись эмпирами, по собственному желанию питающимися мыслями и помыслами своих подданных, разумеется – радостными и приятными. К счастью, подобным ужасающим умением обладали лишь отдельные, сильнейшие особи, образующие элиту тридцати дворянских эйсенских родов. Прочее же население маркграфства составляли обычные люди, вполне процветающие под мудрым управлением эмпирского владыки. Но так в государстве обстояло ранее, вплоть до сегодняшнего дня…
Маркграфиня Элейн в бешенстве рванула ручку тяжелой оконной рамы, распахивая массивные, плотно закрытые створки. На пол посыпались осколки разноцветного стекла, но женщина не обратила на это ни малейшего внимания, второй рукой терзая овальную агатовую камею, скреплявшую ворот ее элегантного платья. Точно так же как и рама, драгоценность не устояла под яростным натиском белых пальцев и с жалобным стуком упала на паркет, откатившись под самшитовый комод. Элейн душил гнев.
– Мерзавец, какой же ты все-таки мерзавец! – возмущенно выкрикнула она, позволив ворвавшемуся в окно ветру унести оскорбительные слова и обрушить их на ничего не подозревающий белостенный город, безмятежно раскинувшийся у подножия высокого холма.
Того самого холма, но котором стоял его замок. Того самого холма, у подножия которого располагалась его столица. Замок и столица, так и не ставшие ее собственностью – в итоге не доставшиеся ни ей, ни ее родному сыну Зоргану.
– Ну кто же мог знать, что этот мерзавец успеет составить завещание… – бессильно простонала графиня, имея в виду усопшего накануне мужа и возмущенно разрывая ворот своего траурного одеяния.
Элейн так и не решила, из-за чего именно ей не хватает воздуха – из-за закрытого окна, тугого платья или злобных укусов нестерпимого разочарования. Ведь ради избавления от опостылевшего супруга она не только стала соучастницей страшного преступления, но и, что волновало ее намного больше, обрекла себя на ненавистный титул «вдовствующая маркграфиня», нарядившись в платье столь нелюбимого черного цвета. И все впустую, все оказалось впустую…
Хотя вот уж о чем о чем, а о платье Элейн переживала совершенно зря. Ей, ослепительно прекрасной брюнетке, чья несравненная красота воспевалась всеми миннезингерами Эйсена, обладающей матово-белоснежной кожей, черными, будто ночь, и гладкими, словно шелк, волосами, привыкшей носить изысканные туалеты красного или зеленого цветов – черное шло необычайно. А сейчас, в пышном траурном одеянии, Элейн казалась совсем юной девушкой – хрупкой и ранимой. Кто же мог заподозрить это небесное создание в организации покушения на собственного мужа, великого Эдмунда дер-Сольен, маркграфа Эйсена?
Немного успокоившись и отдышавшись, вдова с любопытством выглянула в окно, с мрачным торжеством любуясь черными стягами, развевающимися над городскими стенами. Столица маркграфства, огромный Эйсенвальд прощался со своим усопшим повелителем, послушно отдавая ему последнюю дань уважения. Завтра на закате гроб с бренными останками Эдмунда опустят в подземелье фамильного склепа, навечно вручая не подверженное разложению тело эмпира холодным объятиям его покровительницы – королевы Смерти. Траур по владыке продлится сорок дней, и лишь по истечении отведенного срока столица расцветится яркими огнями праздничных фейерверков, приветствуя нового повелителя, того, кому согласно завещанию покойного правителя и отойдет верховная власть. Его родному сыну – Вольдемару дер-Сольен, следующему маркграфу Эйсену! А ведь мог, мог бы упрямый покойник завещать трон и старшему племяннику – Зоргану, сыну Элейн от ее первого мужа, единоутробного младшего брата Эдмунда, Альфреда. Ведь это после его безвременной кончины молодая красавица-вдова, оставшаяся совершенно беззащитной с двумя крошками-детьми на руках, сумела соблазнить старшего из братьев Сольен и стать полноправной маркграфиней. Первая супруга Эдмунда скончалась при родах, так и не подарив мужу второго ребенка. Элейн мгновенно воспользовалась подвернувшейся возможностью, ловко отправив в Обитель затерянных душ наивного Альфреда, влюбленного в жену до безумия и доверчиво принявшего яд из ее прекрасных рук. Наверное, жаль, что ее брак с Эдмундом остался бездетным… Хотя нет, нет – ни одного ребенка или мужчину на свете она не смогла бы полюбить столь страстно и пылко, как своего единственного сына Зоргана! Это именно для него она любыми средствами добивалась трона, всеми силами очаровывая Эдмунда, усыпляя его бдительность и осторожность. И вот, когда ей уже казалось, что желанная цель достигнута, а владыка поклялся исполнить заветное желание Элейн и, по его словам, составил завещание в пользу племянника, она измучила его своими лживыми ласками, позволив Зоргану погрузить в ухо утомленного мужа длинный и тонкий, как игла, стилет. Маркграф Эдмунд Эйсенский скоропостижно скончался. Но когда вскрыли завещание и зачитали его перед лицом всех дворян графства, то оказалось, что покойник перехитрил убийц и не поддался соблазну изменчивых женских чар, назначив своим приемником и наследником родного первенца – Вольдемара. Вдова и ее сын дважды просчитались…