Невезучий Альфонс (Рассказы)
Шрифт:
– Ждем вас с Гуськовым, - сказал генерал и бросил трубку.
Гуськов - детский поэт, живет с супругой-домохозяйкой ниже меня. Оба исключительно деликатные, нежные люди. Не пьют, не курят, в Домах творчества съедают всю отраву, которую там дают, чтобы - не дай бог!
– не обидеть директора; обожают бадминтон в пыли по колено. Но отношения у нас сложные. Тут такое дело.
Лет десять назад случился у меня роман с одной резвушкой из Комсомольска-на-Амуре, которая приехала поступать в машиностроительный институт, то есть имела выраженные способности к использованию техники. В первую же медовую ночь абитуриентка не выдержала натиска комаров и воскликнула: "Милый,
Пылесос был, хотя я про него давно забыл.
И резвушка с юным и обаятельным кокетством, начла-почла охотиться пылесосной кишкой на комаров, таская ревущий агрегат по всей квартире в середине ночи и хлопая в ладошки при каждом пойманном насекомом, - чудесное, скажу вам по секрету, зрелище!
Но Гуськовы, как оказалось, спят со сложными комбинациями снотворных. Если человека, принявшего такую комбинацию, пробудить до срока, то - каюк! Человек не спит потом месяц.
Гуськовы не спали два. И меня возненавидели. И десять лет я ходил по квартире в носках, хотя от дверей дует. Ладно, к этому я привык. Но после истории с чисткой подвала Гуськов так перепугался, что сочинил поэму "Доброе зверье комарье" с печатным посвящением начальнику ЖЭКа Прохорову. В этой поэме два мальчугана идут на рыбалку. Один боится комаров и потому пропускает мимо ушей различные красоты природы - восход солнца, розовый туман и пр. Другой не боится комаров и потому пропитывается красотами насквозь. Сам Гуськов не открывает все лето даже форточки. И такое двуличие детского поэта меня так взбесило, что я перестал снимать дома ботинки.
На заднем дворе у нас растет старый клен и несколько старых тополей. В центре стоит беседка. Есть змея-бум, скользилки на два ската, шведская стенка и садовые скамейки.
За углом помойка, но на газонах густая веселая трава, и в ней от весны до осени желтеют одуванчики, которые я люблю.
На газоне расположилось человек двадцать незнакомых мне лично жильцов - мужчин и женщин. В ожидании лекции они пили пиво из бидонов. На кончике змеи-бума сидели Гуськовы.
Места на скамеечке заняли два кровных врага, не могущие существовать друг без друга: театральный критик Требов и драматург Страдокамский.
Требов - наш главный ортодокс, консерватор, ретроград и вообще болван. Служить Мельпомене начал в каком-то академическом театре суфлером. Голос у критика оглушительный и соответствует его ногам: случается и такое в жизни. Нижние конечности у Требова вызывают подозрение, что мама в раннем детстве посадила сына-малютку на водовозную бочку и связала ножки годика на два веревкой, в результате чего они замкнулись на круги своя. И голос у него как из чего-то круглого - бочки или иерихонской трубы. Говорят, глупость, чтобы не очень бросаться в глаза, должна быть оглушающей. И это у Требова получается.
– Фашисты! Фашисты виноваты! Раскачали петровское наше болото бомбами в войну! Теперь воды Финского залива фильтруются к центру города. Вот достроим дамбу, и никакой подвальной самодеятельности не надо будет! Ни одного комара здесь не останется - орал театральный критик, тыча в драматурга Страдокамского тростью с набалдашником.
– Это откуда вы такую ерунду высосали?
– хладнокровно вопрошал его наш главный оппортунист, нигилист и вообще левак Страдокамский, задиристо потряхивая козлиной, меньшевистской бородкой.
– Во всем до сих пор война виновата! А?! И комары у него от фашистов! Все дело в сибирских новостройках, если хотите знать. БАМ городят, пальба там, взрывы - и вполне закономерно
– Вы путаете комаров с лосями!
– задыхаясь от смеха, протрубил ортодокс.
– Отсюда видно, что у вас не божий дар, а яичница...
Напевая старинную казачью песнь "Эх, комарики-комарики мои! Нельзя девушке по садику пройти!", возник из котельной детских яслей Митяй наш поп Гапон. Именно кочегар внушил нам мысль о том, что комары вылетают из подвала, в результате чего мы ему собственноручно подвал и вычистили. Митяй - единственный, радикально решивший проблему комаров, потому что не рвет связь с землей, деревней и каждое лето получает с родины десяток здоровенных жаб. Комары боятся жаб панически и облетают Митяя за добрый метр.
И на лекцию он явился не только пьяным, как десять дореволюционных сапожников, но и с жабой в кепке. Покрутив ею над головой, Митяй посадил жабу обратно в кепку, возлег на травку возле беседки и мгновенно заснул, а жаба бдительно таращила глаза и изредка квакала.
Царственно проплыла к голове бума и села на нее колоритнейшая старуха Мубельман-Южина. Она подрабатывает на "Ленфильме" в ролях графинь, которые торчат на заднике во время балов и обмахиваются там веерами. Это тяжелая работа, но дело в том, что, полюбив в Ташкенте душку военного и воспользовавшись сумятицей военного времени, она уменьшила себе в паспорте возраст на энное количество лет. Естественно, это привело затем к полной путанице в пенсионных делах. И вот в старости платит за безрассудную страсть, жарясь под прожекторами в съемочных павильонах, - сюжет, достойный пера Бальзака! В разговорах Мубельман любит подчеркнуть, что в детстве не знала никаких хлопот с лавровым листом. Лавры не покупали в бакалейной лавке, а просто надергивали нужное для обеда количество из венков, которые получал от поклонниц ее троюродный дядя Сумбатов-Южин.
Удобно усевшись, Мубельман-Южина сказала глубоким, бархатным голосом:
– Федя Шаляпин спел однажды Мефистофеля не стоя, а сидя на ступеньке лестницы к Маргарите, и в прессе сразу написали, что он был так пьян, что пел лежа, - и указала веером на спящего Митяя.
– Нельзя ли убрать эту э-э-э... лягушку? Я их боюсь.
– Пусть проспится. Это мелочи, - сказала хорошенькая техник-смотритель Аллочка, которая в беседке отмечала прибывающих по списку, одновременно нетерпеливо постукивая наманикюренным ногтем по золотым часикам. И где же этого лектора черт носит?
– Холодный пепел мелочей гасит огонь души!
– сказала Мубельман-Южина и царственно откинулась на ствол клена.
Из безликой массы, пьющей на газоне из бидонов пиво, донеслось:
– В народе говорят: словом комара не убьешь!
– А тем боле лекцией!
– Цыц!
– сказала техник-смотритель.
– Не в пивной сидите!
Безликая масса примолкла.
Тут подошел Михаил Германович и сразу крепко треснул меня по шее, зазвенев орденами и медалями, ибо был в мундире, при всем иконостасе.
– Вы бы полегче, - сказал я.
– Зато я ему впиться не дал, - объяснил генерал.
– Убить хотели?
– насмешливо вопросил ортодокс Требов.
– О, святая простота! Если комара голой рукой бьешь, надо обязательно ладонь смачивать водой, - пояснил он.
– "Смачивать водой"!
– саркастически передразнил Требова генерал. Лейку с собой прикажете носить?! А плюнуть по-пролетарски на ладонь не годится, что ли?
Тут мгновенно сорвался с цепи на помощь другу-врагу левак Страдокамский: