Невезуха
Шрифт:
— Покажите больного, — раздался другой голос. Я скосил глаза и увидел бледного человека, нет, не человека, это я неосмотрительно подумал. Человеком данное существо не являлось, похож, это да. Руки, ноги есть, да. Но длинные и худые, да и сам он больше на скелет похож. А вот голова другая, большой она была, и уходила назад как у фараонов. Кстати, тогда еще многие считали их пришельцами с неба, может, вот эта раса Землю в те времена и посетила, построила нам странную цивилизацию, а потом улетела. Маг подошел ко мне, наклонился и посмотрел на меня большими прозрачными янтарными глазами так, словно насквозь просветил. — Позвоночник
— Да как же сам он выздоровеет? — растерянно проговорил Трофим. — Он же, небось, будет не одну неделю в себя приходить, а чем я за него Аксинье буду платить? Ей же дров теперича мало будет, она гуся потребует, а где я его возьму? У меня гусей отродясь не бывало. Нет, маг, ты его сразу лечи, так для меня дешевле будет.
— Не дешевле, — промолвил бледный маг. — Два золотых за лечение возьму.
— Ну, золота-то мы здесь в деревне никогда не видели, — фыркнул мужик. — Но кое-что и у нас есть. — Он полез в свой мешок, что висел за спиной, и вытащил оттуда кусок обшивки моего звездолете-кузнечика. — Вот, смотри, что у меня есть, маг, я знаю, ты такое собираешь. Металл твердый и мягкий одновременно, и словно живой, три часа пилой пилил, едва оторвал.
— Где взял? — маг взял в руки кусок обшивки, поднес к своему широкому носу и обнюхал, как собаки, бывает, нюхают какую-то вещь. — Не наше это. Либо от древних, либо с неба упала. Так где взял?
— Где взял не скажу, — покачал головой Трофим. — Мое это, раз первым нашел. Но для тебя, как для уважаемого мага, продать могу за пять золотых.
— Нет, не так, — фыркнул маг. — Вот дашь пять таких кусков, и я вылечу твоего демона.
— Два куска, — сказал мужик. — Сам сказал, стоит твое лечение — два золотых, вот и куска отдам только два.
— Три, это будет еще дешево для тебя, — буркнул маг, сгибая и разгибая пластину тонкими длинными пальцами, силища в этих пальцах была огромная, я бы не смог ее так согнуть. — Договор?
— Договор, — вздохнул Трофим. — Как вы умеете, маги, надувать нас простых людей, кто бы знал!
— Давай, — маг протянул руку, и мужик дал ему еще два куска размером поменьше. Я думал, бледнолицый скандал устроит, но тот лишь обнюхал и сунул все три куска в сумку, которая висела у него на плече. — А теперь отвернитесь, лечить стану
Маг протянул ко мне руку и начал что-то шептать. В мое тело ворвалась огненной струей боль, она пронзила все мое тело. После нее в ногах закололо, как бывает после того, когда посидишь в неудобной позе, потом пронеслась волна жара по телу, а потом все исчезло, и я вдруг почувствовал, что могу двинуть пальцами левой руки. Я и подвигал.
— Видишь, пальцы двинулись? — спросил маг, показывая на мою руку. — Это значит, что мое волшебство сработало, и уже завтра к утру все тело станет рабочим, так что мы в расчете, мужик. Сегодня же покажу твой металл в городе, если будут желающие купить, приду еще.
— Ладно, приготовлю для тебя из уважения, — согласился Трофим. — Много небесного металла у меня нет, но что есть, подберу, приготовлю, порежу.
— Хорошо, — кивнул маг. — И еще. Не демон это. Он из ваших краев, просто пришел не лесными путями, а упал с неба. А металл этот с его небесной упавшей повозки. Я покажу кусок друбам, если они решат, что он им незнаком, то придут и с тебя спросят. Даю совет, больше повозку не режь, иначе могут рассердиться, а ты знаешь, что бывает, когда друбы сердятся. Всего хорошего детям и семье.
Бледнолицый кинул под ноги какой-то шарик, он ярко вспыхнул, и пока все глаза протирали от яркой вспышки, маг исчез, словно его здесь и не было.
— Вот ведь, что творят маги эти, — недовольно покачала головой Аксинья. — Ведь прямо в глаза же светят, а если ослепнет кто? Опять же им за лечение плати? Нет, скверный народ эти кресы, зачем только ты его позвал?
— Затем и позвал, что лечат они хорошо, — буркнул мужик, наклоняясь надо мной. — Значит, так, демон, приходи в себя, а утром пойдешь со мной на работу, и вообще запомни, что ты теперь мой раб, я за тебя вон какие деньжищи отдал, целых два золотых.
— Так не отдал же, — запротестовал я, чувствуя, что у меня уже рука может двигаться. — Ты ему куски обшивки с моей повозки сунул вместо золота.
— А ты еще поговори мне, раб, — Трофим сунул мне под нос огромный кулак. — Я же не посмотрю, что ты больной, а поучу уважению к хозяину, потом пару дней сидеть на мягком месте не сможешь. Ты меня понял?
— Понял, а чего ж, — ответил я. Кулак пах горелым металлом. Не стоило ссориться с мужиком, пока на ноги не встал, а когда встану, там посмотрим кто хозяин, а кто раб. Жизнь, она странная. К тому же у меня в голове есть еще один латинский девиз: Vita sine libertare nihil — Жизнь без свободы ничто. Так что не был я никогда рабом и дальше не буду.
Глава вторая
Утро начинается с рассвета, здравствуй, необъятная страна, необъятная в смысле потому, что некого обнять, один я совсем, даже скучать стал в последнее время по Дашке, хорошее было насекомое, доброе, нежное, и на женщину земную очень похожая. Вику не вспоминал, что-то мне она стала казаться какой-то фальшивой, что ли.
Все мое тело затекло после сна. А попробуй поспи на деревянном полу всю ночь, правда, подо мной лежал какой-то половичок, сотканный из растительных волокон, но мягкости он точно не добавил. Я мысленно проверил свое тело, вроде нормально, боли нигде не чувствую, значит, буду жить, потому открыл глаза и стал рассматривать комнату, в которой я лежал.
Старушка колобродила во второй комнате, что-то готовила, пахло вкусно, а жрать мне хотелось даже очень, но еще больше желалось избавиться от того, что было жратвой вчера. Я попробовал приподняться на руках, с трудом, но получилось, потом сел и посмотрел по сторонам. Нормальная такая комната, даже иконы стояли за ситцевой занавеской, правда, изображены на них лица какие-то темные, хмурые, и, как мне показалось, не совсем человеческие.
Ну да ладно, это нам все равно, мы народ не очень верующий, но предполагающие, что кто-то там наверху есть и за нами смотрит. И им, тем, кто за нами смотрит, в общем пофиг, кто мы и что мы, а нам пофиг какие они — такие как на иконе, бледные и худые, или темные и мрачные, как на православных досках. Я покряхтел, встал, и пошел к двери, спокойно вышел, спустился с крыльца во двор, пошел по протоптанной тропинке, добрался до нормального сортира, стоящего в огороде, и даже почему-то этому не удивился. А чего удивляться, во всей деревенской России такая планировка придумана.