Невезуха

Лосев Владимир

Сделав свои дела, я уже неспешно вернулся в дом, по дороге разглядывая бревенчатый дом, подобных которому полно в наших деревнях, двор, огороженный дощатым, потемневшим от времени, забором, по которому бродили обычные земные куры. В общем, удивляться было просто нечему, обычный дом, таких в Российской глубинке пруд пруди. Добавим русский говор и… удивляться ничему не станем. Оно нам зачем? Мы народ культурный, воспитанный, нас на мякине не проведешь. Если вокруг русские, и мы в русской деревне, то это значит что? Правильно, держи ухо востро, ибо тупое ухо к ученью глухо, вроде так.

Я даже вернулся в огород, посмотреть не растет ли картошка. Оказалось,

растет, как и помидоры, огурцы, лучок и тыква. А вот это уже перебор. Не может на чужой планете расти то же самое, что и в российской глубинке. Могли бы показать овощи, как в Мексике или Китае, а показывают как в России, значит что? Правильно, если на клетке слона увидишь надпись «Буйвол», не верь глазам своим, верь надписи. А еще очень важен вопрос — на фига было именно такой огород городить? Тем более что помидоры из-за океана к нам пришли, как и картошка, и произошло это в семнадцатом веке, Петруша первый этим отметился. Ладно, разберемся и с этим, чуть позже.

В доме старушка недовольно на меня зыркнула и сказала:

— Тебе кто разрешил вставать?

— Так это… того, — пробубнил я смущенно. — В сортир надобно было, оно ведь как, ежели не сходишь, так оно же само потом вылезет и прямо в доме, а это же нехорошо… Думал, ругаться станешь на меня, хозяйка, если я тебе на новые половики кучу наложу.

— А… вон ты чего, — улыбнулась старушка. — Так бы и сказал, что в сортир. В сортир можно.

— А куда нельзя? — поинтересовался я. — И главное, чего?

— А никуда и ничего нельзя, — ответила Аксинья. — Народ у нас в деревне грубый, ежели чего не так, то может и побить, а мне тебя потом лечить, а это опять расходы.

— Так ты вроде меня не лечила, — произнес я, оглядываясь по сторонам.

Нет, точно дом как из моего детства, половики домотканые, лавки вдоль стен, огромный сундук с наваленным тряпьем. У меня все больше возникало ощущение, что вижу вокруг декорации театральной постановки, в которой одну из ролей придется играть мне. И можно было бы возмутиться, да только смысла в этом никакого нет, я не знал как мне выбраться с этой планеты, значит, пока придется играть теми картами, что мне сдали, тем более что фразу, высказанную кресом о том, что я пришел не обычным лесным путем, слышал. Не совсем же дурак. Понятно же, что существуют какие-то тропы, по которым можно куда-то и откуда-то придти. А вдруг одна из этих троп идет с Земли? Уж больно быт вокруг меня знакомый, его не придумаешь, значит, кто-то скопировал или использует то, что употреблялось предками, такое тоже вполне возможно, сие называется культурной традицией. Значит что? Правильно, молчим и мотаем себе на ус, кто-то обязательно чего-то проговорится.

— Меня бледнолицый маг лечил, а ты только ходила вокруг меня да охала.

— Ты вот мне поговори ишо, — буркнула Аксинья, глянув на меня злым взглядом. — Небось, думаешь, что умный? Так ты дурак дураком, поверь. Ничего не знаешь, ничего не понимаешь, а туда же, не лечили его. Ты сейчас где? Правильно, у меня дома. А я кто? Знахарка. Значит, ты у меня на лечении. А у знахарок даже суп лечебный. Кстати, ты его есть будешь или откажешься?

— Нет, нет, — бурно запротестовал я. — Никак не откажусь от такого лечения. Прости меня, целительница, был не прав. Хочу твоего знахарского супа!

И на колени с чувством бухнулся. А мне чего? Мне ничего. Мне пофиг. Я в эти игры с детства играю. Смеется тот, кто смеется последний. Мне уважение высказать просто, я не гордый и парень без принципов, кончились они у меня как раз в тот день, как диагноз узнал свой фарфоровый. Какие принципы у умирающего? Правильно, никаких. И желание одно, еще немного пожить. А как, это уже дело десятое. Правда, рабом я все равно не стану.

— Вот как, — усмехнулась старушка, — прямо вот на глазах умнеешь. Садись за стол, сейчас принесу.

И принесла тарелку супа. Суп так ничего, вкусный, наваристый, даже кусок мяса в нем был, и картошка, и капуста, и морковка — вроде все как дома, да только тарелка сделана из странного серебристого металла, это не алюминий, и не нержавейка, а непонятно что. И ложка такая же. Попробовал согнуть, гнется тяжело, а потом снова прежнюю форму принимает. И как это понимать? Все вроде как на Земле, а металл-то не тот, да и видно, что это штамповка, а не кузнец ковал. Я сразу вспомнил, как археологи нашли в наносном слое, которому больше миллиарда лет, молоток с обломанной деревянной ручкой. Ну, там, как всегда, учёные выдали сразу простое объяснение, что попал он из более поздних слоев, и вообще это обман. Ну никак не могла на Земле миллиард лет тому назад на земле существовать цивилизация, которая такие молотки умела делать, потому как не соответствует это теории эволюции. Человек, он же самый умный, поскольку от обезьяны произошел, а миллиард лет только одни многоклеточные существа жили. Но потом археологи сделали химический анализ металла и запрятали этот молоток в самый дальний подвал музея, чтобы случайно его никто не нашел, потому как оказалось, в этом металле пять процентов углерода, а это никак не сотворишь при нашем составе воздуха. Чтобы такой металл сварить, нужно чтобы в воздухе было углерода процентов пятнадцать-двадцать, а кислорода гораздо меньше. Вот и здесь, на этой планете, как бы ни копировали быт Земли и старой Руси, а металл-то все равно по составу будет плавиться другой, потому что атмосфера отличается. Я так подумал и спросил:

— Слышь, Аксинья, а кто такую интересную ложку сковал и тарелку?

— А никто не ковал, — ответила старушка. — Игри притащили. Ох и народ скверный, постоянно хочет у нас все отобрать, да у нас мужики крепкие, всегда им отпор дают.

— А откуда эти игри появляются? — спросил я, хитро улыбаясь, думая, что сейчас у нас бабка расколется. Ага, наивный чукотский юноша, вот взяла и раскололась.

— Как откуда? — удивилась она. — Вестимо из леса. Откуда же еще игрям-то приходить?

— Интересный у вас лес, — сказал я. — Там у вас одни игри водятся или еще кто?

— Да полно всего, — отмахнулась Аксинья. — Туда лучше одному не ходить. Ну, ты того, поел? Ну и славно. Вон, уже твой хозяин идет, будет щас за твое лечение мне большие деньжищи давать.

— Ага, — фыркнул я. — Небось с мешком денег идет, да не с одним.

— Оно так и есть, — согласилась старушка. — Даже не знаю, как их я теперь тратить буду, это ж в город надо ехать, дом покупать, а лучше два.

Дверь отворилась и в дом вошел Трофим, мрачно взглянул на меня, потом перевел хмурый взгляд на Аксинью:

— Спасибо тебе, знахарка, за то, что моего раба приютила. Значица, за заботу твою, как договорились, дров привезу на зиму. А ты, раб, вставай и пошли, работа тебя ждет.

— Как скажешь, хозяин, — я пошел за мужиком на улицу. Там нас ждала уже телега с лошадью, сели и поехали за деревню. Тут я хоть немного, но селение это рассмотрел. Домов тридцать, все добротные, с большими огородами, обнесенными забором, дворами и воротами. Видно, что каждый дом строился как крепость, даже ставни у всех имелись. — Только работник из меня не очень, потому как болен я.