Невезуха
Шрифт:
В кухне повисло тяжкое молчание.
— Так ты его топором зарубила? — неожиданно и с явным интересом спросила тетка Иза.
Я потянулась за злосчастной тряпкой, но меня опередил майор. Ступив в чайную лужу, он взял тряпку и посмотрел на меня:
— Мне очень жаль, милая пани, но, боюсь, я вынужден забрать этот предмет на анализ.
— Да на здоровье, — безнадежно махнула я рукой, но тут же оживилась:
— А вернете выстиранной?
Молчавший все это время сержант выхватил из кармана аккуратно сложенный прозрачный пластиковый пакет, развернул, подсунул майору, и тряпка полетела в пакет.
— Это будет зависеть от результатов
— Разве что вы её потеряете... У меня группа крови АВ, резус положительный. Я сейчас не вспомню, какая группа у Доминика, но знаю, что другая, так что можете исследовать это добро сколько влезет. Я могу здесь прибраться?
У меня снова мелькнула надежда, что он мне не разрешит и уборкой займутся тетки с мужьями, но майор, к сожалению, возражать не стал. Я подняла поднос, с которым ничего не случилось, быстро убрала следы погрома и приготовила напитки. Компания в ожидании маялась в гостиной.
Когда я внесла уставленный напитками поднос, светская беседа была в самом разгаре и основной её темой, разумеется, была моя персона.
Бабуля с достоинством выражала готовность оплатить адвоката, дядя Филипп ручался, что когда-то я была доброй и воспитанной девочкой, а тетка Иза настойчиво выспрашивала, как, собственно, произошло убийство и на чем я оставила отпечатки пальцев. Майор отвечал охотно и крайне дипломатично.
Так я узнала, что Доминика действительно застрелили из его собственного оружия, и вовсе не с громадного расстояния, а с близкого. Интересное кино. Как же это могло произойти? Из двустволки жаканом на кабана, причем у этой двустволки чего-то там недоставало. Меня все эти технические детали ни в малейшей степени не трогали, зато очень расстроили дядю Игнатия, который упорно настаивал, что более короткое дуло сводит на нет точность выстрела. Ну и пусть себе сводит, какое мне до этого дело? Однако я прекрасно помнила, что Доминик хвастался своими усовершенствованиями, и заколебалась, не обнародовать ли мои подозрения, что на самом деле этим занимался не он, а некая таинственная личность. А Доминик лишь присваивал успехи этой личности.
Возможно, разнервничавшись из-за убийства и будучи чертовски зла на Доминика, я бы и высказалась, но тут очень некстати у майора тренькнул мобильник. На том допрос и закончился. Меня уведомили, что я не должна покидать пределов города и менять адрес без согласия властей, после чего оба представителя означенных властей исчезли, словно их и не было.
Долгое время в моем доме царило молчание.
— А вообще-то интересно, — задумчиво произнесла тетка Иза, глядя на дверь, — почему они не забрали её в тюрьму?
— В КПЗ, — поправил её дядя Игнатий.
— Должна же существовать хоть какая-то семейная солидарность, — осуждающе заметила бабуля в пространство.
— Я не привыкла... — начала тетка Ольга, покрываясь кровавым румянцем.
— Дело в том, — перебила я, — что у нас КПЗ и тюрьмы переполнены. Подозреваемых не сажают, даже если им ничего не стоит удрать за границу. А я не принадлежу к власть имущим, так что удирать мне некуда.
— Но, Изочка, — сказал расстроенный дядя Филипп, — может быть, она его все-таки не убивала?
Глаза тетки Изы как-то странно сверкнули, и она бросила на мужа убийственный взгляд.
* * *
По пути на Повонзковское кладбище Бежан и Забуй обменялись между
— Проклятая жизнь, — сказал Бежан.
— Если что, то у обеих есть алиби, — с явным недовольством констатировал сержант Забуй.
На этом беседа завершилась.
У четвертых ворот их ждал сотрудник, который проводил к нужной могиле. По дороге они наткнулись на Роберта Гурского.
— Случайно услышал сообщение по рации, — объяснил Роберт. — Этот тип, который Дарко, вроде бы возвращается из Млавы, хотел перехватить его по дороге, но меня как-то смутило упоминание о вдове. Так что я на всякий случай...
Они добрались до места.
Зрелище было мрачное. Между двумя могилками лежал большой ком черных одежд, о наличии человеческого тела под ним свидетельствовали только торчащие из-под тряпья лакированные туфли. Туфли были дамские. Что ж, охваченная отчаянием вдова горевала на могиле покойного мужа и потеряла сознание. Кстати, именно так и подумала одна из кладбищенских уборщиц, наводившая порядок неподалеку. Вначале она обратила внимание на одежду, а уж потом распознала под тряпками человека и разозлилась, что какая-то баба устроила представление как раз на её участке. Полагая, что вдовица заснула, она попыталась её разбудить — вначале криком, а потом дергая за плечо. В результате выяснилась страшная правда, которую подтвердила кровь на затылке, и разумная уборщица немедленно уведомила компетентные органы.
А компетентные органы передали информацию дальше, ее-то и услышал Роберт.
Он приехал следом за врачом, поэтому успел осмотреть черную фигуру и опознал Михалину Колек. Не подлежало ни малейшему сомнению, что Михалину ударили по затылку твердым предметом. С моментальным эффектом.
Рядом находилась семейная усыпальница неких Домиников. Впервые её услугами воспользовались в 1927 году от Рождества Христова.
— Вот мы и получили список гостей, — угрюмо сказал Бежан.
— Надо было надавить на неё с самого начала, — расстроился Гурский. — И что теперь будем делать?
— Не так уж важно, что мы теперь будем делать, важно, кто её убрал. Ясно, что обе Изы Брант тут ни при чем.
Гурский принялся высчитывать:
— Колек села в такси у нас на глазах, она — на кладбище, вы — на Круткую. Я так понимаю, что обе Изы Брант уже там были, и ни одна из них просто не успела бы смотаться на кладбище.
Кстати, может, эта баба что-нибудь видела?
— Какая баба?
— Уборщица.
Бежан тем временем усиленно раскидывал мозгами. И вот что у него получалось. Доминика младшая Иза Брант ещё могла убить, а вот Михалину Колек — никак. Можно, конечно, принять версию о случайном преступнике, который болтался по кладбищу, но случайные преступники обычно нападают с целью грабежа, а у Михалины Колек никто ничего не забрал, даже сумочка осталась при ней. Так что мотив убийства кроется совсем в другом, и возникает вопрос: кому эта баба сказала, что едет на кладбище в столь позднее время?
— Уборщицу допросим прямо сейчас, — ответил он. — А что она вообще тут делала? Все эти уборщицы и садовники, как правило, работают по утрам, а не на ночь глядя.
— Здесь её допросим или в управлении?
— Здесь. Вдруг наведет нас на след.
Кладбищенская уборщица оказалась вполне нормальной женщиной среднего возраста, не пугливой, не болтливой и в меру рассудительной.
Никаких постыдных тайн у нее, по всей видимости, не было, так что отвечала она на вопросы охотно и подробно.