Невиданная птица (сборник)
Шрифт:
Ивушкина приняли на борт «Тарана». Он очень отощал и испытывает муки голода. Увы! У нас нет больше ни крошки продовольствия.
15 час. 5 мин. Курс зюйд-зюйд-вест. Пришлось пожертвовать ниткой для лага и сделать из нее лески для удочек. Крючками служат булавки, насадкой — мухи.
Время неизвестно. Курс норд. Не решаюсь спрашивать пассажира Ковчегова, который час, так как у него сильно испортилось настроение. Пассажир Ковчегов утверждает, что мы его завезем «чорт знает куда», потому что река очень извилистая.
Вся команда находится
Время неизвестно. Курс зюйд-зюйд-вест. Поймали одного пескаря. Изжарить его не на чем, разводить костер на берегу не имеет смысла. Капитан Садиков перебежал по реке на флагман, разделил пескаря на десять частей и предложил каждому съесть его сырым, утверждая, что всем путешественникам приходится питаться сырым мясом. Он предложил пассажиру Ковчегову самый большой кусок, но тот попросил оставить его в покое.
Другие члены команды тоже отказались от пищи. Капитан Садиков съел все сам.
Приблизительно через пять минут. Курс норд-вест. Вяжу на берегу деревню, сожженную фашистами. Одни только печные трубы да возле них — землянки. Но кое-где уже строят дома.
Отдал распоряжение причалить.
Приблизительно через полчаса. Курс опять зюйд. Продолжаем путь. Положение угрожающее. Деревня называется Ивановкой. Жители ее сообщили нам, что отсюда до города сушей двадцать семь километров, а сколько водным путем — неизвестно. Пассажир Ковчегов решил было итти на железнодорожную станцию, но оказалось, что до нее отсюда тридцать один километр. Произошел очень неприятный разговор с пассажиром Ковчеговым. Он сказал, что его теперь привлекут к ответственности за прогул и что нужно выжить из ума, чтобы на старости лет связаться с такими людьми, как мы. Он решил итти пешком в город. Капитан Садиков сказал пассажиру Ковчегову, что он не дойдет голодный и что пусть он лучше останется на плоту, так как плоты будут плыть всю ночь и к утру все-таки должны прибыть в город. Пассажир Ковчегов ничего не ответил, но на плоту остался.
Наблюдаю заход солнца. Снова плывем в лесистой местности. Ширина реки шесть-семь метров. Небо заволакивается тучами. Положение отчаянное. Большинство членов команды, измученные бессонной ночью и голодом, спят. Капитана Садикова сразило желудочное заболевание. Он командует «Тараном», лежа на спине и поджав к животу колени.
Солнце зашло. Пишу в сумерках. Все небо в тучах. Все спят, кроме капитанов, пассажира и меня. «Таран» плывет впереди, никем не управляемый. Капитан Садиков временами издает стоны, но не теряет бодрости духа. Он утверждает, что все болезни пройдут, как только переварится пескарь.
Пассажир Ковчегов оглашает воздух жалобами. Он говорит, что если бы он смог добиться в Пичужках транспорта для досок, то его опоздание на сутки можно было бы оправдать, но сейчас он возвращается ни с чем.
…Только что посоветовал ему доставить доски водным путем. Он как-то странно посмотрел на меня, ничего не ответил и впал в глубокую задумчивость.
Явно приближается шторм. Почти ничего не видно. Необходимо разбудить команду.
Совсем темно. Шторм вот-вот разразится. Слышу могучие раскаты грома.
Капитан Садиков, превозмогая страдание, тоже принял меры: «Таран» ушел далеко вперед и скрылся во мраке. Пишу, стоя рядом с капитаном Кривохижа, на самом носу корабля, при свете прожектора, который хоть и очень слабо, но освещает нам путь. Фарватер узкий и опасный. Много подводных рифов (коряг). На «Таране» нет прожектора. Боюсь, что с ним произойдет ава…
Глава XI. Водный путь из Пичужек в Энск
На этом путевой журнал начальника экспедиции обрывается. Флагман налетел на что-то и резко остановился. Оська со своим дневником и Яшка с прожектором очутились в воде.
Ни фонаря, ни тетради они не потеряли. Но у динамки намокла обмотка, и она вышла из строя.
— Ничего! — бодро сказал адмирал, влезая на плот. — Пойдем в темноте. Слышите, как громыхает?.. Полный вперед!
Он сунул раскисший дневник в полевую сумку. Мы налегли на шесты, но плот не двинулся с места, а только повернулся.
— Крепко засел! — проворчал Яша. — Раздевайтесь!
Вся команда разделась и спрыгнула в темную воду.
Мы забыли про голод, про усталость — такая была кругом грозная и мрачная обстановка. Стоял кромешный мрак. Лишь когда сверкала молния, мы видели узкую полоску неба в низких тучах, ветки огромных ветел, висящие над головами, да темные заросли на берегу. Место было довольно глубокое — мне по грудь, и казалось непонятным, что задерживает «Варяга».
Мы кричали, толкали плот, раскачивали его. Даже инженер как-то оживился и встал со своего чурбана:
— Гм, поистине загадочный случай! Может быть, мне сюда перейти? Тогда тот край подымется…
Но мы уже нащупали корягу, торчащую из глубины, и наконец освободили флагман. Взобравшись на палубу, команда надела сухое платье. Только адмирал с капитаном остались мокрыми после купанья.
— Этак, знаете ли, простудиться можно, — сказал Гаврила Игнатьевич.
— Ничего! Сейчас все вымокнут под дождем. Полный вперед! Нужно догнать «Таран».
Оська был прав: скоро мы чуть не захлебнулись — такой на нас обрушился водопад. Узкая речка то и дело сверкала голубыми вспышками. Наверху гремело и рокотало, словно заградительный огонь зениток. Шум ветра и дождя походил на шипящий свист несущихся в небо снарядов. Фыркая и чихая, мы торопливо, вслепую ковырялись в воде шестами. И вот тут-то сквозь шум, грохот и плеск все услышали громкий бас:
— Гм! А вы знаете, это мысль!
— Что-о? — прокричал Оська недалеко от меня.
— Я говорю: это хороша я мысль, знаете ли… доставить доски из Пичужек водой.
Блеснула молния. Я увидел застывшие в разных позах фигуры ребят между светлыми нитями дождя. Через секунду где-то рядом так грохнуло, что, казалось, весь плот подпрыгнул.
— Их можно будет связать пачками, знаете ли… штук по пять. А пачки — в плоты… (Снова удар, от которого я чуть не оглох.) Нижний слой несомненно отсыреет, но это неопасно: погода жаркая.
Только Оська изредка растерянно поддакивал инженеру. Нам было не до того…
Гроза быстро прошла. Скоро от шума и грохота остались лишь звук падающих капель с деревьев да глухие раскаты вдалеке.