Невидимая смерть
Шрифт:
– Ругаете себе на шею…
– Я вижу недостатки и устраню в другом экземпляре. А этот трал легко отремонтировать в ваших мастерских. Только водителю надо дать несколько советов, пусть привыкнет к управлению такой машиной.
– Думаете, рядовой водитель справится?
– Почему же нет?!
Шурыгин осмотрел искалеченные катки и тяги, покачал головой, окликнул Михалева:
– Так сколько фугасов подорвал трал?
– Семьдесят два, из них противотанковых двадцать четыре.
– Грубо говоря, без тральщика машин двадцать мы бы наверняка загубили, – Василий Петрович приблизился к Павлу. – От имени саперов армии за трал спасибо, Клевцов…
После ремонта трала Павел обучил водителя управлению танком-тральщиком. Ночами при свете коптилки
Время проходило в бесплодных атаках. Именно здесь, на прожженных ветрами полях и в лесах, где стрелял каждый пень, пришлось бойцам пожинать горькие плоды недавних лет. О них страшились вспоминать. Но отголоски того времени доносились до окопов. Ворошилов стремился снять с себя ответственность за бездарное командование. В письмах Сталину и Молотову он писал: «Считаю необходимым провести радикальную чистку корпусов, дивизий и полков. Выдвинуть вместо трусов и бездельников (сволочи то есть) честных и расторопных людей». Сталин послал на фронт начальника политуправления РККА Льва Мехлиса. Своей неуемной энергией и жестокостью тот всколыхнул волну репрессий. По боевым частям покатились скорые суды и расстрелы.
Весь январь и февраль ушли на подготовку к прорыву «линии Маннергейма»… Наконец после дополнительной концентрации войск, когда на квадратном километре против шестисот финнов сосредоточилось более пятнадцати тысяч красноармейцев, когда чуть ли не колесо к колесу встали пушки, когда к главному участку перед поселком Сумма подтянули 104 батареи против 12 финских и «линия» потонула в океане огня, началось наступление. С утра 1 февраля 1940 года атаки следовали одна за другой. Горели танки, грудами валились бойцы, стволы орудий раскалялись до малинового свечения… Через две с половиной недели удалось прорвать главную полосу. Правительство Рюти запросило мира. 12 марта был подписан договор. Он вступал в силу в полдень следующего дня. Однако ставка РККА отдала приказ штурмовать Выборг в восемь утра 13 марта. Двести советских самолетов нанесли городу огромные разрушения. Эта последняя операция в «зимней войне» выглядела совершенно бессмысленной – Выборг все равно отходил к СССР и передавался бы без единого выстрела.
После окончания боевых действий стали подсчитывать потери. За 105 дней «салвисоты» финны потеряли 25 тысяч убитыми и 43 тысячи ранеными. Советские потери оказались несравнимо большими: 290 тысяч убитых, обмороженных, умерших от ран.
У Выборга на мощном фугасе разнесло и многострадальный первый трал, латаный и перелатанный, в сварочных шрамах, как после побоища. На минном поле в низине осталась груда металла непонятного для несведущих людей назначения. Ее скоро засыпал снег. Когда пришла весна и земля оттаяла, груда опустилась в болото и скоро скрылась из глаз.
6
Клевцов вернулся в лабораторию академии, где работал раньше. Профессор Ростовский пригласил его домой. Павел снял шинель. Георгий Иосифович с уважением потрогал вишневую эмаль ордена Красной Звезды. Помедлив, задал вопрос, который давно мучил его:
– Скажите, как воевали наши командиры?
В вопросе Павел уловил смутный подтекст, очевидно, опасный, требующий пусть горькой, но ясной правды. Профессор ждал ответа. Павел молчал. И вдруг помимо воли высказал то, чего боялся сказать даже самому себе:
– Храбро воевали, только ума недоставало.
– Так и знал, – горестно покачал головой Ростовский. Они прошли в кабинет.
– Не опасайтесь поставить меня в неловкое положение, – предупредил Георгий Иосифович, догадываясь, что молодому человеку нелегко перейти на полное доверие, за которое часто расплачивались жизнью.
Но и Павлу не терпелось высказаться. Слишком много накопилось у него на душе. Усевшись в кресло, он начал вспоминать
Незаметно для себя Павел перешел к тому, что больше всего потрясло. Он видел и слышал, с каким отчаянным героизмом сражались финны, как любовно относился народ к своей маленькой и храброй армии, как уважали командиры личность солдата. Наши бойцы месяцами не мылись в бане, вшивели, спали под открытым небом, редко получали горячую пищу, но обильно снабжались «наркомовскими мерзавчиками» – стограммовыми бутылочками с водкой, от которой, пьянея, быстрее замерзали. У финнов даже на передовой действовали сауны и прожарки, бесперебойно работали пункты питания, выпекался свежий хлеб. Не испытывали они нужды в удобной одежде и обуви. После месяца службы солдат получал отпуск. Он мог отдохнуть, повидать близких, успеть зачать детей, сходить в церковь родной деревни, где всем миром отпевали погибших. И какой же издевательской, лживой, презрительной к простому человеку оказывалась «идеологическая обработка», когда полуграмотные комиссары и политруки вдалбливали веру в великого Сталина и родную большевистскую партию!
Павел умолк, робко взглянул на Ростовского. В свете затухающего дня лицо Георгия Иосифовича показалось белым и окаменевшим, точно слепок с мертвеца. Оба подумали об одном и том же: если бы о содержании этого разговора узнал кто-нибудь третий, им бы не миновать участи «врагов народа». Словно очнувшись, профессор тяжело поднялся со своего места, прошел на кухню, оттуда крикнул:
– Вы голодны? Идите сюда!
– Есть что-то не хочется, – проговорил Павел с порога. Георгий Иосифович достал из старинного дубового буфета бутылку коньяка, повертел маленькие рюмочки, отодвинул их, взял чайные стаканы и наполнил до краев.
– Бедная Россия… Несчастный народ… – он по-лихому закинул голову и влил в себя все содержимое.
Павел сделал то же самое, но хмель не шел. Лишь после второго стакана зашумело в голове, отпустил сжимавший грудь спазм:
– Что будет с нами, Георгий Иосифович?
Ростовский сел на кухонный стульчик, положил на стол сухие руки в голубоватых старческих прожилках. Без нажима, даже как-то облегченно произнес:
– Нам придется выдержать еще одну войну… Из всех вариантов дипломатии с финнами наше правительство выбрало самый скверный. Стратеги-кавалеристы планировали разгромить их за две недели. Сорвалась и неуклюжая попытка создать «рабоче-крестьянское» правительство в Териоках. Ладно, успели заключить мир до британского и французского десанта и не оказались перед перспективой войны с Англией и Францией. Но этот мир ничего не решил. Мы приобрели еще одного непримиримого врага. Он станет несомненным союзником будущего агрессора. В глазах народов мы потеряли доверие как справедливой державы, волей-неволей стали пособниками фашистской Германии. Мы убедили Гитлера, что безнадежно слабы. И он непременно воспользуется этим моментом, пока мы наберемся сил. Вот в чем беда.
– Вы считаете, первой нападет Германия?
– Без сомнения. И очень скоро.
7
О своем первом танковом трале Павел рассказал Ростовскому на другой день на работе. Показал он и чертеж второго варианта трала, оригиналы которого канули неизвестно куда. Георгий Иосифович просмотрел бумаги, спросил:
– С кем, говорите, Шурыгин послал заказ?
– С капитаном Михалевым.
– Кажется, в академии учился такой. Как его зовут?