Невидимка с Фэрриерс-лейн
Шрифт:
Говорить было не о чем. Они сидели рядом в глубине кеба, закутавшись в теплые пальто; путь их лежал на кладбище. Так же молча они вышли из экипажа и зашагали рядом по хлюпающей грязи к маленькой группке людей в грубой одежде, стоявших, опираясь на лопаты. В холодной земле в свете карманных фонариков виднелась глубокая яма. Питт почувствовал влажный запах. Были приготовлены двойные веревки.
– Привет, шеф, – сказал один из мужчин Драммонду. – Вы хотите, чтобы мы достали гроб?
– Да, пожалуйста.
Насквозь промерзший Томас стоял около ямы, холодный ветер дул ему в лицо.
Люди медленно потянули за веревки. Показался гроб, заблестели медные ручки. Один из могильщиков сбросил лопатой раскисшую от дождя землю с крышки гроба. Люди с трудом вытащили его из ямы и поставили рядом с могилой. Один из рабочих поскользнулся в грязи, и в яму обрушился град мелкого гравия. Кто-то выругался, а потом перекрестился.
– Открывайте, – приказал Драммонд.
Один человек вынул из кармана стамеску, другой поднял фонарь еще выше. Через несколько минут все гвозди были вытащены, и можно было открыть крышку. Побледневший рабочий отвернулся. Другой задрожал и стал читать молитву.
– Спасибо. – И Питт выступил вперед. Это он просил об эксгумации. Это он должен взглянуть первым.
Тело разложилось не так сильно, как ожидал инспектор – очевидно, из-за зимнего холода, земля уже промерзла, – но все равно Томас не хотел бы еще раз взглянуть в серое лицо Стаффорда. С большим усилием он поднял тело и почувствовал огромное облегчение, когда один из могильщиков стал ему помогать. Очень осторожно Питт расстегнул сюртук, снял его сначала с одной руки, потом – с другой и затем стащил со спины. Тело снова аккуратно положили в гроб. Питт посмотрел на сюртук. Да, камердинер был прав, ткань очень дорогая. Томас очень бережно сунул пальцы в один карман, потом в другой, явственно ощутил противный, сладковатый запах и порадовался холодному, освежающему дождю, моросящему прямо в лицо. В первом кармане не было ничего, кроме чистого носового платка. «Как странно, что его положили», – с внезапной жалостью подумал Питт, словно мертвый мог им воспользоваться. Он глубоко вздохнул и занялся другим карманом. Пальцы нащупали слипшиеся крошки. Он вынул руку и понюхал. Слабо запахло табаком. Питт взглянул на Драммонда.
– Что-нибудь нашли?
– Кажется. Если здесь есть опиум, значит, мы нашли и ответ. Сейчас отвезу на экспертизу. – И повернулся к могильщикам: – Благодарю, вы можете закрыть гроб и снова опустить его.
– Так это все, шеф, вам был просто нужен пиджак?
– Да, спасибо, только пиджак.
– Господи боже!
Драммонд и Питт отвернулись. Томас аккуратно сложил сюртук – надо было нести его с большой осторожностью. На востоке, набрякшем мрачными облаками, серел рассвет. Они медленно пошли по сырой дорожке к кебу. Лошадь, испугавшись могильного запаха, забила копытом и зафыркала, ее дыхание вырывалось морозным белым облачком.
– Я поеду с вами, – сказал Драммонд, как только они уселись. – Хочу знать, что скажет врач судебной экспертизы.
Питт мрачно улыбнулся.
– Это опиум, – констатировал врач, исподлобья глядя на Питта, – опиумная паста.
– Она достаточно сильна,
– Да, такая концентрация смертельна. Не сразу, конечно, но примерно через тридцать минут наступает конец.
– Спасибо.
– Но ведь опиум был и в виски! – поспешно напомнил врач.
– Знаю, – согласился Томас, – но из фляжки, по словам свидетеля, пил в театре и другой человек, и ему это никак не повредило.
– Невозможно. Концентрация была такая, что убила бы слона!
– Питт? – повелительно осведомился Драммонд. Оба, он и врач, пристально глядели на полицейского.
– Опиум, убивший Стаффорда, был на сигаре. А во фляжку опиум был влит уже после его смерти, – объяснил Питт.
– После!.. – Драммонд побледнел. – Вы… вы сбиваете нас с толку! Ведь это означает…
– Совершенно верно, – ответил инспектор.
– Но почему? Ради бога, почему? – Шеф был ошеломлен.
– Одна из самых древних причин: желание сохранить свой образ в глазах общества незапятнанным, сохранить почет и положение, которые приобретались в течение многих лет. Если бы доказали, что он ошибся, это стало бы непосильным для него ударом. Это гордый человек.
– Но убийство! – запротестовал Драммонд.
– Смею сказать, все началось с совпадения позиций и мнений, с молчаливого союза всех пятерых. – Питт сунул руки в карманы и ссутулился. – И только очень не скоро они стали понимать, что существовала возможность оправдания подсудимого, которую они просмотрели, слишком торопясь принять решение, которого от них ждали. Его шумно требовало общество, на нем настаивало правительство. Куда бы они ни обращали взгляд, всюду наблюдали истерию, ощущали давление и всеобщий страх. Тогда эти пятеро сплотились, подбадривая друг друга. И каждый потом избрал свой путь забвения. Один ушел в отставку, другой черпал утешение в бутылке, третий завязывал связи с нужными людьми на случай, когда те могут понадобиться. Кто-то заглушал голос совести хорошей, добросовестной работой. Все – кроме Стаффорда. Его грызла совесть. И наконец он нашел в себе мужество снова обратиться к делу. Что стоило ему жизни…
Вид у Драммонда был усталый и удрученный, он молчал.
– И они убили Годмена, – тихо закончил Питт. – Полагаю, в то время они думали, что поступают справедливо, что этим служат закону и обществу. Но в конце концов допущенная ошибка погубила так или иначе их всех. А теперь извините, я должен исполнить свой служебный долг.
– Да-да, конечно… Питт!
– Да, сэр?
– Я не жалею, что ухожу из полиции, но я мог бы пожалеть, если бы не оставлял эту должность на вас.
Томас улыбнулся, поднял руку, словно в знак приветствия, и медленно ее опустил.
Он вошел в кабинет судьи Ливси без стука и увидел, что тот сидит за письменным столом.
– Доброе утро, Питт, – устало сказал Ливси. – Я не слышал, как вы постучали. – Затем он увидел лицо Питта и вдруг стал медленно бледнеть. – В чем дело? – Голос у него внезапно охрип, он с трудом говорил.
– Я только что эксгумировал тело Сэмюэла Стаффорда.