Невидимка с Фэрриерс-лейн

Перри Энн

– Отлично, – отвернулась Кэролайн, опустив глаза, чтобы дочь не прочла в ее глазах, какие муки сейчас переживает ее мать, так как, вопреки всем разумным доводам, она не в состоянии ни скрыть своих чувств, ни расстаться с надеждой, пусть и самой эфемерной. – Да, нам нужно знать о мистере Блейне гораздо больше, чем мы знаем, чтобы выяснить наконец, кто его убил. И почему, – продолжила она решительно, – Тамар Маколи уверена, что это был не ее брат. Джошуа тоже так считает, и думаю, что его уверенность проистекает не только из былого чувства дружбы.

– Хорошо, – ответила Шарлотта с не всегда свойственной ей мягкостью. – Мы отправимся

к ней сегодня же. Мне, конечно, надо переодеться, а позавтракаем мы у меня дома, если не возражаешь.

– Да, конечно, – согласилась Кэролайн. – Заодно обдумаем, что ей сказать.

– Если хочешь. Но вообще-то я считаю загодя разработанные планы бесполезными, потому что люди никогда не говорят и не реагируют так, как ты ожидаешь.

В середине дня мать и дочь уже выходили из экипажа Кэролайн у дома Проспера Харримора на Маркхэм-сквер. Они послали визитную карточку Кэролайн, чтобы миссис О’Нил заранее могла решить, дома ли она и хочет ли принять их вдвоем. Затем неожиданно вступили в бурную и очень краткую дискуссию, как объяснить, что у матери фамилия Эллисон, а у дочери – Питт. И решили, что безопаснее всего сослаться на то, что, овдовев, Кэролайн якобы вышла второй раз замуж, если вообще им придется объясняться на эту тему.

Спустя буквально несколько минут горничная вернулась и сообщила, что миссис О’Нил с радостью примет их, что она в гостиной и не соблаговолят ли они к ней присоединиться.

Кэтлин О’Нил была не одна, но любезно и с явным удовольствием приветствовала их, представив двум мисс Фозерджилл, которые тоже прибыли с визитом. Разговор возобновился и был так банален, что Шарлотта и Кэролайн могли уделять ему минимум интереса, не опасаясь сделать какое-нибудь неуместное замечание. Шарлотта заметила, что даже Кэтлин несколько утомилась подобным обменом мнений.

Их спасло появление Ады Харримор, одетой в темно-синее шерстяное платье, придававшее ей очень официальный и величественный вид. Ее внушительное, торжественное присутствие вселило в обеих мисс почтение сродни трепету, и через несколько минут они откланялись. Затем к Аде пожаловал пожилой священник, которого она предпочла занимать беседой тет-а-тет, поэтому, извинившись, перешла с ним в утреннюю комнату.

– О, слава богу, – сказала Кэтлин с искренним облегчением. – Они очень благонамеренные люди, но ужасно скучные!

– Боюсь, что иногда труднее всего развлекать именно самых добрых и благожелательно настроенных, – заметила Кэролайн. – После смерти мужа ко мне приезжало с визитами бессчетное количество народу примерно такого же склада, как мисс Фозерджилл, чтобы отвлечь меня от горестных мыслей, и в каком-то смысле им это удавалось – во всяком случае, на время визита. – Она улыбнулась Кэтлин, чувствуя себя ужасно двуличной.

– Я вам очень сочувствую, – быстро ответила миссис О’Нил. – Вы недавно потеряли мужа?

– О нет. Уже несколько лет назад, и смерть его не была совсем уж неожиданной.

Мысленно Кэролайн попросила прощения у Эдварда, но чувствовала себя перед ним не столь виноватой, как перед самой Кэтлин. Последние годы его жизни они были всем довольны, проявляли терпимость и понимание друг к другу, но той близости душ, о которой всегда мечтала Кэролайн, не было. Она не могла даже припомнить моменты общего веселья и обоюдной нежности, которые часто испытывали Шарлотта и Томас.

– Однако я уверена, что вы глубоко пережили эту потерю, – сказала Кэтлин, сочувственно глядя на Кэролайн. –

Я утратила первого мужа при самых тяжелых обстоятельствах, хуже и представить нельзя, и мне кажется, что люди, подобные обеим мисс Фозерджилл, все еще думают об этом, когда приезжают ко мне. Наверное, поэтому и держатся так напряженно. Они не представляют, о чем можно со мной говорить. И вряд ли следует осуждать их за это.

Кэролайн хотелось бы продолжить разговор о Блейне, но это было бы слишком грубо, и она не находила слов. Зато Шарлотта, по-видимому, не чувствовала подобных ограничений и сдерживающих моментов.

– Но вы так явно счастливы со своим вторым мужем, что именно поэтому они вспоминают о первом? – Шарлотта несколько повысила голос, чтобы ее слова прозвучали как вопрос.

Кэтлин опустила глаза.

– Если бы вы знали все обстоятельства, то, возможно, поняли бы это. Понимаете, Кингсли был убит. В то время это вызвало большое смятение умов, заседал большой суд. И хотя убийцу осудили безо всяких сомнений, он апеллировал о помиловании. – Она сжала руки. – Апелляцию, конечно, отклонили, и он был повешен вскоре после суда. Тогда все очень неравнодушно воспринимали это дело.

На ее лице присутствовало такое выражение, словно она чего-то не понимала.

– Люди, которые о нас ничего не знали при жизни Кингсли, тогда писали письма в «Таймс». Члены Парламента говорили об этом в Палате общин, требуя обвинительного приговора, призывали наказать такое варварство самой высшей мерой. Я ужасно расстраивалась и горевала. Казалось, нет ни минуты, когда бы нам постоянно не напоминали о постигшем нас несчастье.

– Да, это, наверное, было ужасно, – согласилась Шарлотта. – С трудом могу все это себе представить, – она бросила на Кэролайн быстрый взгляд, словно прося извинения за то, что собиралась сказать. – Так как моя старшая сестра тоже была убита несколько лет назад, я вас понимаю и глубочайшим образом сочувствую.

Поначалу Кэтлин даже испугалась, но потом почувствовала к обеим дамам живейшее сочувствие и, тревожно взглянув на Шарлотту, сказала:

– Может быть, я покажусь вам бессердечной, но нельзя все время исступленно переживать свое горе. Так устаешь, так изматываешься от этого… Появляется потребность думать о чем-то еще, и ты напоминаешь себе, что за гранью несчастья существует нормальная жизнь, не зависимая от всего этого. – Она мимолетно улыбнулась и снова стала очень серьезна. – Понимаете, казалось, весь Лондон стал одержим нашей трагедией и испытывал ужас от случившегося. День и ночь все говорили только об этом.

– Однако суд прошел очень быстро, – поспешила заметить Шарлотта. – И апелляцию отклонили. Тот несчастный, наверное, был сумасшедшим. – Она нахмурилась. – И зачем, ради всего святого, он вообще подавал апелляцию? Это могло только усилить общее неистовство.

– Он утверждал, что невиновен, – Кэтлин закусила губу. – Вплоть до подножия виселицы утверждал, как мне говорили. – Она посмотрела на сцепленные на коленях руки. – У меня иногда случаются кошмары, когда мне снится, что это правда и что он умер так же безвинно, как бедный Кингсли, и что в каком-то смысле его смерть еще ужаснее, потому что его убили хладнокровно, так как этого требовало общество. – Она взглянула на Шарлотту. – Извините. Это не тема для обсуждения с едва знакомыми людьми, которые пришли с визитом к пятичасовому чаю. Мне стыдно, но вы кажетесь такими всепонимающими, и я это очень ценю.