Невидимый партнер
Шрифт:
На секунду лучик света из коридора проник в камеру, и глазок тут же захлопнулся. Кто-то крупной рысью уносился в сторону караульного помещения. Через минуту коридор затрясся, словно по нему мчался отряд кавалерии. Снова открылся и закрылся глазок. Дверь распахнулась.
На этот раз его раздели догола, обыскали одежду, перетрясли всю камеру, причем в повадках тюремщиков не было и намека на братскую любовь. Они перевернули скамью, простукивали, ковыряли ее – только что не разложили на атомы.
С удовольствием наблюдая за трудовой деятельностью охранников, Лайминг
Глянув на Лайминга с неприкрытым злорадством, один из охранников вышел и вернулся, волоча тяжеленную лестницу. Приставив ее к стенке, он с величайшей подозрительностью обследовал оконный проем.
Лайминг не слишком переживал: такой осмотр не мог раскрыть его тайну, ведь занг думал исключительно о сохранности решетки. Каждый прут он хватал обеими руками и энергично тряс. Замазанное пылью маленькое проволочное колечко ускользнуло от его внимания. Закончив, он с удовлетворенным видом спустился вниз и убрался вместе с лестницей.
Следом за ним потянулись остальные, так ничего и не обнаружив. Лайминг оделся и прижал ухо к двери. За ней слышалось слабое сопение да иногда шорох одежды. Он сел на скамью и стал ждать. Вскоре блеснул свет и глазок отворился.
Направив на отверстие два растопыренных пальца, Лайминг изрек замогильным голосом:
– Умри, фаплап!
Глазок резко захлопнулся, и послышались удаляющиеся шаги. Вот только звучали они что-то уж слишком громко.
Лайминг замер в ожидании. Через полчаса мертвой тишины глаз снова появился, получив за свою хитрость еще одну «козу», сопровождаемую проклятием. Если это был один и тот же глаз, то он прямо-таки напрашивался на страшную кару.
Такая игра с подглядыванием продолжалась с разными перерывами часа четыре, пока наконец обладателю глаза это не надоело. Тогда Лайминг незамедлительно соорудил новую спираль и заорал в нее что есть мочи, чем вызвал еще один набег охраны. На этот раз его не раздевали и камеру не обыскивали, удовольствовавшись конфискацией загадочного предмета. Симптомы усталости были налицо.
От принесенного ригелианином мотка проволоки остался небольшой кусочек, которого могло хватить только на одну штуковину. Лайминг решил сохранить ее на будущее, а пока – вздремнуть. Скудная пища и недосыпание грозили подорвать его силы.
Рухнув на скамью, он облегченно вздохнул и прикрыл воспаленные глаза. Через пару минут он выдал такой храп, как будто перепиливал решетку. В коридоре воцарилась паника, закончившаяся очередным вторжением.
Проснувшись от шума, Лайминг призвал на головы тюремщиков все известные ему беды. Потом снова улегся. Он вымотался до чертиков, но и занги выглядели не лучшим образом.
Землянин спокойно проспал до полудня, прервавшись только для уничтожения гнусного завтрака. Потом настало время обычного гнусного обеда. На прогулку его не выпустили. Он дубасил и лягал дверь, требуя, чтобы ему сообщили, почему его лишают прогулки, и угрожая всем и каждому принудительной кастрацией. Никакого эффекта.
Он присел на скамейку и погрузился в раздумья. Может быть, отмена единственной поблажки – месть за то, что по его милости они всю ночь скакали, как перепуганные блохи?
Или они подозревают ригелиан и не хотят, чтобы он с ними встречался?
Как бы там ни было, он дал врагам прикурить и славно развлекся! В одиночку задал им по первое число! А это уже кое-что. То, что боец попал в плен, вовсе не значит, что он вышел из боя. Даже из-за толстых стен он сумеет докучать противнику, отнимая время и энергию, подрывая моральный дух, выводя из строя хотя бы немногих из вражеской шайки.
"Теперь, – решил он, – самая пора распространить и усилить угрозу". Здесь нельзя торопиться – сделать это нужно как можно основательнее. Чем меньше в ней будет конкретики и чем более туманно он ее сформулирует, тем успешнее сумеет приписать ее действию любые несчастья, которые раньше или позже непременно случаются со всеми.
Эту технику во все времена применяли гадалки. Люди склонны придавать особый смысл туманным изречениям, когда в воображении возникают и вырисовываются некие неконкретные обстоятельства. Тут даже не нужно быть особо легковерным. Заставьте человека чего-то ожидать, а потом любую отдаленно схожую ситуацию он истолкует на свой лад, и сам же ахнет от удивления.
Очень скоро на вашем пути встретится высокий брюнет.
После такого пророчества сгодится любой мужчина, ростом выше среднего и потемней альбиноса. А очень скоро – понятие растяжимое от пяти минут до пяти лет. "Мамочка, вчера заходил страховой агент, так вот он мне улыбнулся! Ты ведь помнишь, что говорила цыганка?"
Стоящего результата можно добиться, только приспособившись к окружению. Если окружение в корне отличается от привычного, то и приспосабливаться к нему придется совершенно по-особому. Судя по всему, он, Лайминг, – единственный землянин в тюрьме и вдобавок единственный узник, содержащийся в одиночке. Значит, его тактика не должна иметь ничего общего с планами ригелиан.
Ригелиане не стали бы таиться и осторожничать впустую, без сомнения, они затевают что-то крупное. Почти наверняка – роют тоннель. Может быть, и сейчас кто-то из них, сидя под землей, скребет и царапает землю голыми руками, пробивается через грунт и скалу, извлекая раз за разом горстку породы.
Продвигается за ночь на мучительные два-три дюйма. А на психику давят постоянный риск и бесконечные мысли о том, что тебя обнаружат, поймают и, скорее всего, безжалостно прикончат. Труд целого года может мгновенно пойти насмарку от единственного окрика, одной автоматной очереди.
Тоннель – это первое, что приходит в голову при слове «побег». Однако, чтобы выбраться из неприступного каменного мешка, вовсе не обязательно совершать отчаянный и эффектный побег. Имея достаточно терпения, изобретательности, красноречия и хитрости, можно убедить врага распахнуть двери и вытолкать тебя на свободу.