Невидимый современник
Шрифт:
Когда у детей бывает бронхит, им нередко прописывают нашатырно-анисовые капли с добавлением глюкозы. Еще совсем недавно их называли каплями датского короля. И мне в детстве их давали.
Но при чем тут датский король? В том-то и штука. Очевидно, какой-то датский король (заметьте, именно король, а не принц) был видным медиком. Я не знаю таковых, кроме принца Гамлета. Доказательство? Пожалуйста. Вспомните, что говорит Гамлет в четвертой сцене третьего акта, обращаясь к
Что это за зеркало, с помощью которого можно видеть насквозь? Ну конечно же, рентгеновский экран. Значит, Гамлет действительно был врачом. А поскольку капли не принца датского, а короля, значит, Гамлет не погиб от отравленной шпаги, а стал королем. Все совершенно логично, и попробуйте со мною спорить.
Ничто не мешает продолжить логическую цепь рассуждений и прийти к выводу, что историю открытия проникающей радиации и ее применения в медицине и биологии следует начинать с Гамлета — принца датского, позже — датского короля.
Написанное выше, разумеется, не более, чем шутка, и на самом деле все началось гораздо позже и совсем по-другому. Если стремиться к документальной точности, нашу историю можно начинать с 3 апреля 1901 года, с того рокового дня, когда известный французский химик Анри Беккерель пришел в гости к своим друзьям Пьеру и Марии Кюри.
Незадолго до этого супруги Кюри получили новый химический элемент, которому дали имя радий. Интерес Беккереля к новому веществу был вполне понятен. Ведь Беккерель открыл недавно радиоактивность — свойство некоторых элементов испускать невидимые лучи. А радий по степени радиоактивности превосходил все дотоле известные вещества. Как же удержаться от желания «поиграть» с радием: поставить с ним несколько опытов!
В те дни единственным местом на Земле, где имелся чистый радий, была лаборатория супругов Кюри. Когда Беккерель пришел к ним со своей просьбой (запомним, что это было 3 апреля!), трубочку с драгоценными крупинками бережно завернули в бумагу и упаковали в картонную коробочку. Беккерель осторожно положил ее в жилетный карман…
Профессор был в восторге от новой «игрушки». Еще бы: как только он зашел в свою лабораторию, то увидел, что экран, по свечению которого обнаруживают радиоактивность, вовсю сияет. А ведь ученый не успел даже снять пальто и стоял на большом расстоянии от экрана.
Беккерель с увлечением принялся за опыты, которые в течение нескольких дней следовали один за другим. Но потом работа пошла более вяло: ученый почувствовал недомогание. А 13 апреля, то есть десять дней спустя, он обнаружил у себя на груди красное пятнышко. Довольно болезненное, оно — удивительное дело! — образовалось как раз под тем жилетным карманом, в который Беккерель положил коробочку с ампулой, полученной от Кюри. Пятнышко превратилось в язвочку, которая упорно не хотела заживать. Профессор обратился к врачу.
Долго лечился Беккерель, в конце концов и краснота и болезненные ощущения исчезли. Однако не навсегда. Через два года он опять почувствовал боль в том же самом месте и снова был вынужден обратиться к врачам…
Ампула с радиоактивным веществом и пятнышко на груди Беккереля не случайное совпадение. У всех ученых, которые начинали исследования радиоактивных веществ (а также рентгеновых лучей), наблюдались различные болезненные явления из-за неосторожного обращения с новыми лучами. Но кто в те времена думал
Беккерель отделался сравнительно легко. А для многих других ученых и врачей, начинавших исследования рентгеновых лучей и радиоактивности, лучевые поражения закончились в конце концов смертью…
В Гамбурге, возле здания одного из институтов, воздвигнут обелиск в память о жертвах науки, погибших в результате исследования новых лучей. Когда в 1936 году этот обелиск установили, на нем было высечено 110 имен. За последующие годы число их утроилось.
Медленно собирала радиация свою зловещую жатву. И знали об этом лишь немногие: те, кто исследовал биологическое действие лучей, да те, кто был связан с ними по роду занятий и должен был принимать необходимые меры предосторожности. Нужно заметить, что со временем несчастные случаи происходили все реже и реже. Большинство исследователей облучились в самые первые годы, когда о биологическом действии радиации не было ничего известно. Как только пришло знание, опасность стала сходить на нет.
И вдруг в 1945 году радиация, с которой раньше имели дело лишь единицы, вторглась в жизнь всего человечества. Атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, в один день унесла во много раз больше жизней, чем погибло от действия радиации за полвека…
Позже началось мирное применение атомной энергии. С новым фактором стали соприкасаться большие массы людей. Наступил атомный век. Проникающая радиация стала невидимым современником граждан атомного века…
Мог ли кто-нибудь во времена Рентгена и Беккереля предвидеть, какая могущественная сила выпущена человеком из недр вещества?! Сила, могущественная и в зле и в добре: ведь она способна разрушать города и вращать роторы электростанций, вызывать тяжелую болезнь и исцелять. Но как ни удивительно, уже тогда были люди, которые не только догадывались об огромных силах, дремлющих в атомах, но даже предсказывали создание атомной бомбы.
В то же самое время, когда Беккерель лечил свою лучевую язву, на естественном факультете Московского университета учился худощавый студент — Борис Бугаев. Он горячо и глубоко увлекался и физикой, и музыкой, и философией. Начинал печатать стихи, которые подписывал псевдонимом Андрей Белый.
Позже (но не слишком поздно, чтобы иметь возможность приписать себе задним числом пророческую дальновидность), в 1921 году (за четверть века до начала атомной эры!), он вспоминал в поэме «Первое свидание» студенческие годы, свои впечатления, мысли и чувства тех времен. Вот профессор Николай Алексеевич Умов рассказывает на лекции по физике о том,
Что взрывы, полные игры, Таят томпсоновые вихри И что огромные миры В атомных силах не утихли.Студент Борис Бугаев слушал лекцию по физике, а для поэта Андрея Белого
Мир рвался в опытах Кюри Атомной, лопнувшею бомбой На электронные струи Невоплощенной гекатомбой.Не правда ли, удивительно?! Но ничего удивительного нет. Некоторые недалекие люди пытаются противопоставлять «физиков» и «лириков». А ведь Борис Николаевич Бугаев долго колебался, стать ему ученым или поэтом. И без глубокого проникновения в мир физики не унеслась бы его фантазия в атомный век. А разве не нужно быть поэтом для того, чтобы создавать в своем уме новые миры, которых никто не видел и которые так не похожи на окружающее, но тем не менее существуют в глубинах вещества и в необъятных просторах вселенной!