Невидимый враг

д'Ивуа Поль

— Это мне интересно, да и, кроме того, я считаю неудобным, чтобы вы один брали на себя весь риск. Для меня вы рискуете жизнью и свободой; справедливость требует, чтобы я рисковала тем же. Вспомните английскую пословицу: «Когда дом горит, не одни только друзья должны тушить его».

Он уступил, дня него началась жизнь, когда приходилось вечно хитрить, всегда быть настороже. Он не только наблюдал за Оллсмайном, он стерег каждое движение и этого полуребенка, чтобы с ней не случилось чего-нибудь дурного. Сколько ловкости, хитрости приходилось тратить на то, чтобы встретить

где-нибудь украдкой Силли и шепнуть ему несколько ободряющих слов. В этих свиданиях, которым тайна придавала особую прелесть, он находил какое-то болезненное удовольствие.

И наряду с этой мечтой, окутанной туманом прошедшего, перед ним вставала ужасная действительность. Маудлин была в руках даяков, самых свирепых дикарей земного шара.

И, охваченный новым приступом горя, Джеймс снова впивался взглядом в берег. Но он ничего не видел. Шумела листва, текла голубая вода, пенясь и крутясь под ударами винта, обезьяны и птицы приветствовали криками появление шлюпок, и только.

Прошел час, другой, миновали стремнину между двумя рядами скал, и река снова спокойно текла в низких берегах.

— Постой-ка! Что это такое? — вскричал вдруг матрос, стоявший возле митральезы. — Какое-то заграждение!

Джеймс поднял голову и увидел целый ряд предметов, похожих на стволы деревьев, перегораживавших реку от одного берега к другому. Такое заграждение было неожиданностью среди девственного леса, и капитан с нескрываемым удивлением смотрел на это сооружение.

Шлюпки продолжали идти вперед, несколько замедлив ход. Они подошли уже на несколько метров к заграждению, как вдруг все стволы сразу же скрылись, погрузившись в воду.

— Крокодилы! — вскричал матрос. — Что же они делали?

— Они добывали себе пищу, — ответил Джеймс. — Вероятно, река здесь переполнена какими-то отбросами, до которых они большие охотники. Я помню, заметил это уже в Азии и в Африке. Прибрежные жители бросают в воду все, что им не нужно, и крокодилы это знают. Поэтому они нередко собираются на реке несколько ниже деревни и ждут, когда течение принесет им пищу.

— В таком случае, — заметил матрос, — мы теперь недалеко от деревни даяков.

Джеймс даже вздрогнул. Матрос был совершенно прав, деревня, находящаяся так далеко от берега, могла быть только поселением даяков.

Он инстинктивно окинул взглядом реку. На поверхности там и тут виднелись какие-то темные предметы. Когда шлюпка подошла поближе, он узнал в этих предметах рисовые листья, клочки окровавленной шкуры, одним словом, всякие остатки, которые у нас обыкновенно выкидывают в помойную яму.

Не подлежало сомнению, что недалеко отсюда была деревня. Джеймс сразу же преобразился. Отвага и хладнокровие, основные черты его характера, снова вернулись к нему.

— Стоп! — скомандовал он.

По его знаку другая шлюпка стала рядом с ними. Он объяснил, в чем дело Пэдди:

— Пристанем к берегу и спрячем шлюпки, — заключил он. — Я пойду на разведку с двумя матросами. Если нас захватят, я выстрелю. Тогда плывите вверх к деревне и начинайте ее бомбардировать.

— Слушаюсь, капитан. Но к какому берегу вы пристанете?

— К левому. Видите, вся дрянь плывет возле левого берега.

Пэдди кивнул головой с видом человека, вполне удовлетворенного таким объяснением. Шлюпки пошли к небольшой группе сикомор и пристали там. Джеймс с двумя матросами выскочил из лодки и, сделав Пэдди прощальный знак рукой, они скрылись в чаще.

Пройдя вперед шагов двадцать, они уж не видели реку, скрывшуюся за густой сетью лиан и ветвей. Медленно, со всеми предосторожностями отряд стал продвигаться вперед, вскоре они набрели на узкую тропинку, вьющуюся между деревьями. Идти стало легче, но пришлось удвоить внимание, так как она указывала на близость деревни.

И скоро они заметили сквозь деревья около сотни хижин, вокруг которых толпились группами воины, женщины и дети. Но Джеймс напрасно высматривал глазами тот домик, где были пленники: ни одна хижина не охранялась.

Это огорчило его. Эти ли именно люди похитили его друзей? А, может быть, жертвы уже принесены?

— Надо узнать, — сказал он вполголоса. — Необходимо добыть языка. Пэдди служил когда-то здесь и понимает язык даяков.

Но им нечего было и думать выхватить языка прямо из деревни. Джеймс еще раздумывал, как поступить, как вдруг увидел, что из одной хижины вышел безоружный даяк, одетый в тигровую шкуру и направился к лесу. Это был «врач», признавший годными в пищу тех, кого Джеймс пытался сейчас спасти.

Ничего не подозревающий дикарь дошел до опушки леса и пошел по тропинке. По его решению пленники должны были быть зарезанными сегодня ночью, и теперь он шел собирать ароматические травы, годные для приправы человеческого мяса.

Он прошел всего в двух шагах от европейцев, притаившихся за кустом. Тотчас же европейцы вскочили и, пригнувшись к земле, бесшумно бросились за туземцем. Сей искусный «врач» шел, срывая время от времени листья с кустов и складывал их в висевший на его поясе мешок. Но в то время, когда он нагнулся за каким-то мохом, росшим у подножия эбенового дерева, на его спину навалилось какое-то тяжелое тело, ему тут же втиснули в рот платок и связали руки за спиной. Туземец в ужасе оглянулся и увидел двух матросов и Пака, который стоял между ними, кричать и сопротивляться было немыслимо, туземец ясно понял это и покорно последовал за европейцами через лес. Было уже почти темно, когда маленький отряд довел пленного туземца до реки.

Когда у него вытащили платок изо рта, Пэдди медленно обратился к нему на языке даяков:

— Слушай. Тебе нечего бояться, если ты скажешь мне правду. Но горе тебе, если ты солжешь, и твой язык раздвоен. Ты тогда будешь казнен, как осквернитель солнца.

— Я угрожаю ему смертью оскорбителей солнца, — прибавил он по-английски, обращаясь к капитану. — Эта казнь состоит в том, что осужденному вырывают по одному все зубы, ногти, волосы, и потом маленькими кусочками сдирают с него кожу. При умелом исполнении эта операция длится около десяти часов, и казненный может еще прожить после нее целый день. Ни одному народу, кроме этих негодяев, не могла бы прийти в голову подобная казнь.