Невинная для дракона
Шрифт:
Поместье графа оказалось обширным и высилось прямо на обрыве, вокруг которого зеленели ивы и орешник, а дальше расстилались обширные поля. И никого, ни единого домика или хозяйского двора. Хоть поместье находилась на окраине городка Таврас, до людных улиц было недалеко, как и до самой пристани. В Таврас я однажды приезжала с отцом, раньше у него тут были друзья, правда, теперь смутно помнила, где они живут.
Мы вышли в небольшой сад во дворе. Несмотря на то — как говорил Айелий, что тут никто не живет, сад был ухожен, разве что мало цветущих кустарников и разбитых клумб. Я остановилась возле витиеватых
Он, наверное, уже встретился с герцогом. Сколько его нужно ждать — день, два? А что, если его долго не будет? Или он не приедет вовсе? Эти мысли хлестнули, как веткой по груди. Нет, он не может так со мной поступить. Вспомнила его послание. Он твердил, что я — его пара. Я вдохнула и выдохнула глубоко, оглядывая садовые деревья — столько вопросов и мало ответов. Захотелось вернуться в комнату, там я хотя бы чувствовала себя в безопасности.
Побродив еще немного, мы вернулись как раз к обеду. После я все же достала краски и холст и оправилась на верхний ярус — в комнату нашей последней встречи с графом. Тепло комнаты согрело, и так хорошо сделалось и спокойно внутри, растаяли все тревоги. Я не сразу приступила к делу, уставившись на полотно с изображением спящего Айелия. Внутри поднялась горячая волна, обжигающая, на какой-то миг я пожалела, что пришла сюда, испытав острую потребность в нем, в его объятиях, ласках…
Встрепенувшись, я разложила краски и, взявшись за кисть, поглядывая на изображение дракона, сделала первые мазки, наводя цвет бронзы — цвет кожи Айелия…
Отложила кисть, когда в комнате стало темнеть, несмотря на солнечную погоду, становилось зябко. Полюбовавшись немного на плод своего творения, вернулась к себе. Да только до своих покоев не успела дойти, как услышала стук железных колес о каменную плитку, и внутри все заклокотало от пробравшего страха — кто может сюда наведаться? Вышла и Элин, видно, заметив из окна карету у ворот. Не может же граф так скоро вернуться? В глазах камеристки застыло беспокойство. Может, и не стоит раньше времени пугаться.
— Может, кто из родственников.
Приподнимая подол платья, я прошла к окну и выглянула. С этой стороны мало что было видно — только деревья и край стежки. А потом вдруг послышались голоса с лестничной клетки, и меня будто льдом облило — я узнала голос Джерта Роесс.
Этот подонок еще посмел приехать сюда! Пройдя к лестнице на ватных ногах, вцепилась в перила, и дышать не смогла — голос ненавистного графа заполнил грудь, словно песком, отяжеляя все тело разом. Хотела уже отшатнуться и бежать прочь, запереться в комнате, но услышала, что он говорит дворецкому и пол подо мной качнулся.
— Как мне известно, миледи Урана Адалард здесь. Мне необходимо ее видеть, у меня есть весточка от ее родственников. Миледи, наверное, не знает, что в ее семье случилась беда…
Услышав это, мои пальца поледенели, как и дыхание. Дворецкий что-то учтиво ему объяснял, не давая конкретного ответа, а я уже не слышала ничего, торопилась в парадную, спускалась вниз.
— Урана, — окликнула Элин.
— Жди у себя, — бросила ей строго.
А в голове застучали молотами мысли, всплеснул в груди страх — неужели что-то с отцом?
Пришлось призвать немалое усилие, чтобы взять себя в руки и спокойно выйти в парадную — лоснящиеся темные кудри Джерта и гладко выбритый подбородок с ямочками на щеках напомнили мне о самых скверных моментах. Жесткие губы в сухой ухмылке искривились, когда Джерт заметил меня, а глаза засверкали, как у охотника, когда на прицеле его добыча. Отвращение всплеснуло прежде, чем я приблизилась.
Тинн нахмурился, не одобрив моего появления, да только сказать ничего не мог.
— Оставь нас, — попросила я, стараясь вложить в голос большей уверенность.
— Но…
— Все в порядке, оставь нас, — уже спокойнее и мягче.
Дворецкий сжал губы, склонился, молча покинув парадную.
Джерт еще шире ухмыльнулся, обнажая белые зубы, вдруг отступил, оглядывая увешанные картинами и гобеленами стены. От зажженных канделябров густая тень падала от фигуры графа, устрашая еще сильнее. А я жалела, что не подумала указать адрес, куда нужно было слать письма матери.
— Вы неплохо устроились, дорогуша, — начал он, сверкая зелено-желтыми глазами. — Почему граф оставил вас здесь? Он ведь должен отвести вас герцогу, как я понимаю? Куда делся Айелий? — развернулся Джерт, закрывая широкой спиной картину на стене.
— Вас это не касается, — процедила в ответ.
— Ну зачем же так грубо, Урана, — он вдруг направился ко мне.
Остаться стоять на месте и не отшатнутся прочь удалось только чудом.
— Что за весточка, о которой вы говорили дворецкому?
Джерт остановился в шаге от меня, он пах свежестью улицы, и вместе с тем его приторный запах ириса забивал дыхание, поднимая к горлу ком тошноты. Глаза въелись в меня, огладывали жадно, как зверь кость. Желтый свет играл на его загорелой коже, словно блики на бронзовой статуэтке. Вся его лощенная красота вызывала лишь дикое отвращение.
— Ах да, — он и в самом деле полез в складки своего камзола, выуживая бежевого цвета конверт. — Вот оно.
— Вы его прочли? — моему гневу не было предела, когда я увидела сломленную печать.
Граф повернул конверт в руке.
— Разумеется. Вы же уехали, бросили все. Вообще, вы меня благодарить должны, что я привез вам его лично, — плотоядно ухмыльнулся он.
Я опасливо посмотрела в окна, за которыми уже было совсем темно, и дурное предчувствие все же кольнуло меня. Айелия рядом нет — никто не сможет меня защитить от брата Дарфа. Сердце грохотало о ребра, волнение и страх охватили — что за известия были в письме. Протянула руку решая как можно быстрее распрощаться с ним.
Граф не стал дразнить, и без того ощущая свое превосходство, протянул мне сверток. Я смяла его в пальцах, пряча дрожь в руках, отошла на несколько шагов, развернула, едва сосредотачивая зрение на буквах, в тоже время держа Джерта в поле своего внимания — тот стоял спокойно, ожидал, когда я прочту письмо. Почерк был матушкин. Я быстро прочла содержание. Она рассказывала, что у них все хорошо, что отец чувствует себя лучше, но очень переживает за меня. Ни о какой беде здесь не шло и речи.
— Вы обманули, — поднимаю на него глаза.