Невинная кровь

Джеймс Филлис Дороти

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

ЭПИЛОГ

Воскресная вечерня только что закончилась. Члены конгрегации, довольные возможностью освободиться от роли молчаливых зрителей, с радостным чувством присоединились к заключительному гимну. Мальчики-хористы, чьи кроткие, озаренные свечами лица над круглыми гофрированными воротничками напоминали диковинные призрачные цветы, по очереди покидали свои места. Филиппа встала с колен, тряхнула волосами, оправила на плечах плиссированный хлопок и, примкнув к маленькой компании студентов, облаченных в такие же белые одежды, последовала за процессией за красивую резную завесу, в огромную, затопленную прохладой и светом церковную прихожую. [53]

53

Помещение

в западной части университетской или школьной церкви, где собирается хор перед богослужением.

Девушка почти мгновенно увидела его. Этого маленького, заурядного человечка она где угодно узнала бы из тысячи. Мужчина стоял у края первого ряда в своем опрятном, переглаженном костюмчике; под чудесным, величественным сводом потолка он выглядел еще незначительнее — и в то же время умудрялся сохранять пусть и скромное, но достоинство. Знакомые, до боли знакомые руки лежали перед ним на спинке сиденья. Стоило Филиппе приблизиться, костяшки его пальцев напряглись и заблестели, точно белая галька. Во взгляде мужчины читался немой призыв: «Не избегай меня!» Филиппа и не думала этого делать; она также не допускала мысли, что встреча состоялась случайно. Покидая капеллу, девушка помедлила у южного портика. Чужак тихо нагнал ее, и они, не здороваясь и не сговариваясь, пошли в одну и ту же сторону по залитой солнцем тропе.

Она заговорила первой:

— Как ты меня разыскал? Впрочем, я забыла: ты у нас гений слежки.

— Это все твоя книга. Я почитал рецензии. В паре из них упоминалось, где ты учишься. На обложке стояло твое имя, Филиппа Дактон.

— Да, «Розу» я опустила. А вот фамилию оставила, почему бы нет. Каждый имеет право наличные предпочтения. Но ты ведь не затем показался здесь, чтобы поздравить меня с первым романом. Прочел?

— Взял в библиотеке.

Девушка рассмеялась, и он залился краской.

— Не следует говорить подобных вещей писателю, да? По-твоему, я должен был купить его?

— С какой стати? Вряд ли тебя порадует корешок с фамилией Дактон на книжной полке. Ну и как, понравилось?

Филиппа насладилась его замешательством: мужчина явно не понимал, дразнят его или говорят серьезно. В конце концов он произнес:

— Написано, конечно, с умом. Некоторые критики не жалели похвал. Однако, на мой взгляд, слишком грубо, без души.

— Верно. Именно так, без души. Только не прикидывайся, что потрудился разыскать меня ради литературной дискуссии. — Девушка посмотрела на его лицо и торопливо прибавила: — Я вовсе не против нашей встречи. В последний раз мы так быстро расстались. Мне тоже казалось, что между нами остались незаконченные дела. Время от времени я размышляла: где ты, чем занимаешься…

«…и намного ли стал счастливее, убив мою мать», — едва не прибавила она.

Впрочем, его спокойные, безмятежные глаза говорили лучше всяких слов. Может, потому-то люди ценят месть: она благотворно действует.

Собеседник отозвался с большой охотой, словно только и ждал вопроса:

— Я уехал из Лондона, едва закончилось следствие. Восемнадцать месяцев путешествовал по Уэльсу и Англии. Летом останавливался в дешевых отелях, зимой и осенью перебирался в те, что повыше классом, — в это время у них особые скидки. Любовался разными городами, зданиями, думал о своей жизни. Мне было довольно неплохо. Полгода назад я вернулся в Лондон и наведался в «Касабланку» — ту самую гостиницу, в которой снимал номер, когда следил за вами. Сам не знаю, зачем туда пошел, но именно

там я чувствовал себя как дома. В гостинице ничего не изменилось. Слепая девушка-администратор, в чьем обществе ты меня видела в Риджентс-парке, работала на том же месте. Кстати, ее зовут Вайолет Хэдли. Мы начали встречаться по выходным и скоро поженимся.

Так вот почему он явился.

— И теперь ты неуверен, рассказывать ли ей всю правду? — промолвила Филиппа.

— Конечно, ей известно про Джули. И то, что Дактоны уже мертвы. Даже не знаю, стоит ли ворошить прошлое. Ты — единственный человек на белом свете, к которому я могу обратиться за советом. Вот и пустился на поиски.

— Если уж собрался связать свою жизнь со слепой, — проговорила девушка, — лучше не признаваться, что ты когда-то провернул кухонный нож в горле другой женщины. К чему лишний раз пугать бедняжку?

Потрясение и боль мужчины были настолько ощутимы, словно Филиппа его ударила. Даже тело его среагировало, как на подлинную пощечину: собеседник вспыхнул, затем побледнел, точно смерть, и лишь на щеках остались пунцовые пятна.

— Прости, — смягчилась девушка. — У меня злое сердце. Я стараюсь быть доброй, но пока не получается.

«…и единственный, кто мог бы этому научить, лежит в могиле», — чуть не выпалила она.

— Да уж, не повезло тебе с наперсницей. А все-таки прислушайся к совету. Чего ты добьешься своим рассказом? Расстроишь ее, причинишь ненужные страдания. И потом, на свете нет человека, который заслуживал бы полного, безоговорочного доверия.

— Но я люблю ее. Мы любим друг друга. Разве это не значит быть предельно честными?

— Сегодняшняя наша беседа — вот образец откровенности, насколько это возможно. И что, кому-то легче? Разве твое прошлое состоит из одного-единственного события? Нечем больше поделиться?

— Но для меня это важно. Мы ведь так с ней и познакомились. Если бы я не пытался убить Мэри Дактон, то никогда не поселился бы в «Касабланке» и не повстречал бы Вайолет.

«А моя мать и твой ребенок жили бы до сих пор припеваючи, если бы двенадцать с половиной лет назад туманным январским вечером ты удержал дочь дома», — хотела возразить Филиппа. Хотя бессмысленно копаться в прошлом, пытаясь отследить длинную неразрывную цепь событий.

Девушку неожиданно заинтересовало другое.

— И на что вы будете жить? Уже устроился на новую работу?

— Последние два года я мало тратил. Из денег, вырученных за проданный дом, осталось около двенадцати тысяч фунтов. Хватит на то, чтобы осесть в каком-нибудь загородном коттедже. А через несколько месяцев я начну получать пенсию. У нас не такие большие запросы. Достаточно простого домика и сада. Вайолет обожает запах роз. Она ослепла в восемь лет и поэтому многое помнит. Когда я прилежно изображаю словами здания, небо, цветы, моя невеста все отлично себе представляет. Теперь мне приходится смотреть вокруг внимательнее, впитывать красоту. Нам так хорошо вместе, что даже не верится.

«Может, и спите в одной постели?» — усмехнулась про себя Филиппа. Впрочем, почему бы нет? Разве он так уж противен, этот маленький жалкий убийца? Ведь даже у Криппена была своя Этель Ли Нив. Самые невероятные пары иногда находят собственное непостижимое счастье. Девушка вспомнила, как прикасалась к его волосам, более шелковистым, чем у нее самой. Да и кожа у него нежная, безукоризненно чистая. Остального Вайолет все равно не увидит. Любопытно, должно быть, всегда заниматься любовью с закрытыми глазами. Филиппа уловила мимолетную, скользкую, почти развратную улыбку собеседника. Если его и одолевали заботы, то близость с невестой к ним явно не относилась. Кстати, новая спутница жизни моложе его; может, наверное, и ребенка родить…