Невинность на спор

Эта могла бы быть обыкновенная история о дурнушке, которая превратится в красавицу. Могла бы... но все намного сложнее...

Приходить сюда не стоило. Это место не для синего чулка.

Можно было, конечно, найти другой способ помочь отцу — взять кредит, продать почку. Но точно не стоило возвращаться к человеку, которого я ненавижу.

Человеку, который вырвал мне сердце. Дважды. Использовал меня.

Сглатываю, поправляю короткое платье, бросая в

зеркало быстрый взгляд. Отличный вид для продажи тела. Бля*ский. И место подходящее. Красные, черные цвета. Цветомузыка. Оглушающие биты.

Не удивлюсь, если Марк заставит меня заплатить долг перед всем клубом.

Собираюсь с духом и чуть не падаю на высоких каблуках. И зачем я их надела?

— Тебе помочь, крошка? – спрашивает рядом незнакомый, прокуренный голос, но я качаю головой. Помочь мне может только Синицын. Бывший однокурсник. Бывший любовник. Человек, которого я презираю и все еще люблю.

Надо быть с собой честной.

Но он об этом не узнает никогда.

Дохожу в кальянной дымке до ВИП зоны, где он, как мне сказали, заседает. И даже не удивляюсь, когда вижу на его коленях блондинку. Но стоит острому взгляду коснуться меня, как он ее грубо отталкивает, однако сам не встает.

Смотрит, обжигает взглядом с ног до головы. И, как обычно, перед ним я словно голая. С меня содрали не только слой одежды, но и кожу, оставляя обнаженными все чувства и эмоции.

Только подхожу ближе, как остальная компания замолкает. Знают, кто я? Или потому, что Марк здесь главный?

— Ты говорил, что можешь мне помочь, — говорю громко, резко, будто срывая пластырь с незаживающей раны.

— Могу, — откидывается он на спинку кожаного дивана, светлые волосы отсвечивают красным в свете софита, а кожа на резко очерченных скулах блестит. – А ты говорила, что никогда не обратишься ко мне за помощью. Потому что ненавидишь.

— Ненавижу! – нет смысла отрицать. – Но выбора нет. Ты поможешь, или…

Лучше уйти и обратиться…

Не успеваю сделать и шагу, как меня разворачивают на сто восемьдесят градусов, и я почти врезаюсь в его широкую, твердую грудь.

Приходиться задрать голову, чтобы заглянуть в омут его глаз.

— Я помогу твоему отцу, — говорит он неожиданно хрипло и тянет меня куда-то в сторону. По коридору. Прорываясь через персонал. В кабинет с большим дубовым столом, с которого он одним махом все скидывает. Затем сажает меня на него.

— Я помогу, — говорит он, ведя руками по моим ногам, все выше и выше, задирая и без того короткое платье. – Но на условии предоплаты. Прямо сейчас.

— И тебя, — сглатываю, чувствуя, как хмелею от запретного желания. Ведь я поклялась не хотеть его. Никогда больше не поддаваться губительной страсти. – Не волнует, что я ненавижу тебя?

— Не волнует, — его губы прикасаются к моей щеке, скользят по ней, разнося по коже табун мурашек. – Пока ты меня хочешь.

— А помочь просто так ты не можешь? – делаю последнюю попытку держаться от него подальше. Ставлю руки на грудь, хочу отпихнуть,

но он толкает меня спиной на стол, вклинивается между ног, обхватывает бедра большими руками и, как животное, втягивает запах.

— Могу, — смотрит он в глаза. Зубами тянет ткань платья выше, открывает для себя черное шелковое белье. — Но разве я могу упустить шанс тебя вернуть?

— Нельзя вернуть то, что тебе никогда не принадлежало, — шепчу, задыхаясь, пока его губы вжимаются в трусики между ног. О, Боже… Как же сладко.

Но волшебство момента рушит оглушительный звук расстегиваемой ширинки.

— Марк…

— Ты всегда принадлежала мне, Булочка. С того самого момента, когда подошла и предложила свою девственность

*** Марк Синицын***

— Ты опять на нее пялишься, — слышу голос Черепа и резко перевожу взгляд. Что он еще придумал?

— На кого?

— На толстуху свою. Уже минуту.

— Тебе показалось, на хрен она мне сдалась?

— Это ты мне скажи? — наклоняется он над партой и уже сам смотрит в сторону Малышевой. – Что в ней такого, что ты уже пару дней игнорируешь Василенко?

Я быстро посмотрел на соблазнительный предмет разговора и опустил взгляд в конспект.

Вернее, пустой лист бумаги, потому что писать я не собирался.

А потом снова… Черт.

И почему солнце именно на ней внимание останавливает, делая обычные ничем не примечательные волосы, как в рекламе шампуня, а кожу сливочной.

И пальцы покалывать начинает, потому что знаю, насколько она гладкая и совершенная…

Да, блин… Бесит просто. Малышева Даша. Игнорировать меня значит решила. Ни истерики, ни слез, даже не обозвала никак.

Еще недавно плыла, улыбалась, глазки строила. А теперь делает вид, что я пустое место.

Но я-то знаю, что именно меня она выбрала для лишения девственности. И даже купила, как я просил чулки.

Ждала после занятий. Только вот не знала, что это была игра.

На спор развести ее на появление в универе в чулках. Ради большой любви ко мне. Парни не верили. Я доказал.

Я даже не планировал ее трахать.

В тот момент точно нет, мне было ржачно наблюдать, как быстро она ведется на нежные словечки и поцелуи в щеку.

А сейчас я был бы не прочь взять ее за густую гриву темных волосы, нагнуть и засадить в пухлый зад, чтобы хоть на миг изменила ледяное выражение лица. Закричала тихим хрипом мое имя.

То же мне… Снежная королева.

— Жаль, только что тебе больше не светит сорвать ее целку, — снова слышу, как растягивает на московский манер звуки Череп. Его так прозвали весьма за банальную татуировку на затылке. Ну и еще потому что в бою без правил он любит разбивать оппоненту голову. Я, обычно ломаю ребра.

— Что за нах… ? – смотрю на него с усмешкой. — Мне стоит только захотеть, и она сама будет ползать на коленях, чтобы взять в рот, — говорю уверено, твердо, совершенно убежденный в своих словах.