Невинные рассказы
Шрифт:
Однажды утром я получил от Анны Ивановны приглашение пожаловать к ней как можно скорее. Я застал ее заплаканною и расстроенною.
— Вы не знаете, какое нас постигло несчастие, — сказала она, — Simon! бедный Simon!
— Что такое, Анна Ивановна? — спросил я встревоженный.
— Ah, mais voyez plut^ot vous-m^eme, cher [14] Николай Иваныч!
С этим словом она отворила дверь в кабинет Семена Семеныча, и странное зрелище представилось глазам нашим. Семен Семеныч сидел за письменным столом и чертил на бумаге чудовищный пароход; волосы его были растрепаны, в глазах блуждал
14
Посмотрите сами, дорогой.
Я тотчас же понял ужасную истину: нет сомнения… генерал лишился рассудка!
— А! — воскликнул он, увидев меня, — ну, теперь, кажется они не отвертятся от меня… я все обдумал!
— Simon! успокойся, друг мой! — убеждала Анна Ивановна.
Семен Семеныч сделал рукой движение, как будто хотел отогнать докучную муху.
— Я надеюсь, что начальство оценит труды мои, — сказал он с какой-то блаженной улыбкой, — скоро будет святая, и тогда…
Он показал на левую сторону груди.
— Это несомненно, ваше превосходительство, но в настоящее время вам больше всего нужен отдых, — заметил я.
— Убедите, убедите его, Николай Иваныч! — умоляла Анна Ивановна, — Simon! тебе следует почивать!
Генерал снова сделал движение рукой.
— А не правда ли, что я много на свою долю потрудился? — сказал он, — вы, Николай Иваныч, видели, вы можете засвидетельствовать перед всеми, что я именно был неусыпен!
Анна Ивановна всхлипывала; Семен Семеныч, глядя на нее, тоже не выдержал и залился целым потоком слез. Положение мое было весьма тяжко.
— Друзья мои! — сказал генерал, рыдая, — я умираю! я умираю, потому что много трудился! Если б я меньше заботился, а больше гулял, меньше вникал и больше кушал, я остался бы жив!
ПРИЕЗД РЕВИЗОРА
I
В 18** году, декабря 9 числа, статский советник Фурначев получил из С.-Петербурга, от благоприятеля своего, столоначальника NN департамента, письмо следующего содержания:
«Милостивый Государь!
Семен Семеныч!
Поспешаю почтеннейше известить вас, что в непродолжительном времени имеет быть к вам на губернию статский советник Максим Федорович Голынцев. Будет у вас под предлогом освидетельствования богоугодных заведений, в действительности же для доскональных разузнаний о нравственном состоянии служащих в вашей губернии чиновников. Качества Максима Федоровича таковы: словоохотлив и добросердечен; любит женский пол и тонкое вино; выпивши, откровенен и шутлив без меры; в особенности уважает людей, которые говорят по-французски, хотя бы то были даже молокососы; в карты играет, но насчет рук и так далее — ни-ни! Засим, вверяя себя и свое семейство вашему неоставлеиню, прошу вас принять уверение в совершенном почтении уважающего вас
Филиппа Вертявкина.
P. S. Милостивой государыне Настасье Ивановне от меня, от жены и от всех детей нижайшее почтение.
NB. Еще любит Г., чтоб его называли «вашим превосходительством». Чуть не забыл».
— Однако это скверно! — говорит статский советник Фурначев, прочитавши письмо, — что бы такое значило: «насчет рук ни-ни»! Ведь это выходит, что он… ни-ни!
Семен Семеныч в волнении ходит по комнате и, наконец, кричит в дверь:
— Настасья Ивановна! Настасья Ивановна!
Входит Настасья Ивановна, облаченная в глубокий неглиже. Глаза ее несколько опухли, и вообще выражение лица сердито, потому что она только что часок-другой соснула. Семен Семеныч посмотрел на ее измятое лицо и с досадою плюнул.
— Опять ты спала! — сказал он, глядя на нее с глубоким омерзением, — хоть бы ты в зеркало, сударыня, посмотрела, на что ты сделалась похожа! И откуда только сон у тебя берется!
— Если вы только за тем меня позвали, чтоб ругаться, так напрасно трудились!
Настасья Ивановна хочет удалиться.
— Да постой, постой же, сударыня! получил я сегодня письмо… едет к нам ревизор… и, как видно, неблагонамеренный… потому что тово… ни-ни…
Семен Семеныч топчется на месте и не знает, как выразиться. Он убежден, что ревизор человек неблагонамеренный, но почему-то не умеет сформулировать оснований, на которых зиждется это убеждение.
— Так вы тово… поприоденьтесь немного! — продолжает он, совсем спутавшись.
— Вот как вы испугались, что уж и бог знает что говорите! — замечает Настасья Ивановна, читая письмо Вертявкина, — точно уж и приехал ваш ревизор! Однако я по всему вижу, что он должен быть очень милый человек, этот ревизор, потому что любит дамское общество!..
— Да, только не наше с вами… эй, человек! лошадь!
Семен Семеныч отправляется к генералу Голубовицкому и застает его в большом беспокойстве. До сведения его превосходительства дошло, что один из важнейших в городе чиновников, будучи на собственном своем сговоре, происходившем по случаю предстоящего бракосочетания его с дочерью потомственного почетного гражданина Хрептюгина, внезапно вскочил из-за стола и начал бить стекла в окнах беломраморного зала нареченного тестя.
— Ты это что, ваше высокородие, делаешь? — спросил его изумленный хозяин.
— А вот я таким манером всех проявляющихся мне сокрушаю! — отвечал жених и с этими словами вышел из дома.
Встревоженный генерал большими шагами ходит по комнате. Он справедливо рассуждает, что если высшие сановники, эти, так сказать, административные дупельшнепы, в порывах горячности допускают себя до подобного малодушества, то каким же образом должны поступать зуйки, поручейники кулички и прочая мелкая болотная дичь?
— А мы еще как радовались за Павла Тимофеича, что они такую прекрасную партию делают! — замечает стоящий в углу маленький чиновничек, занимающий должность доверенного лица при особе его превосходительства.
— Что ж, пьян, что ли, он был?
— Должно быть, не без того-с, ваше превосходительство; они, смею вам доложить, довольно-таки этому привержены… только все больше в одиночестве занимаются-с и велят себя в этих случаях запирать… Ну, а тут и при народе случилось…
Генерал продолжает ходить и волноваться.
— И еще случай есть, ваше превосходительство, — робко говорит чиновник.
— Ну, что там еще?
— В Песчанолесье стряпчий с городничим-с… тоже на именинах дело было-с…
— Нельзя ли докладывать скорее, без мазанья!
— И стряпчий городничему живот укусил-с! — оканчивает скороговоркой чиновник.
— Господин Фурначев приехали, — докладывает лакей.
— Ну, этого зачем еще черт принес! — восклицает взволнованный генерал, — просить!
Семен Семеныч входит и улыбается. С одной стороны, он очень рад видеть его превосходительство в добром здоровье, с другой стороны, ему весьма прискорбно, что имеет сообщить известие, которого последствий никто, даже самый проницательный человек, предугадать не в силах.