Невинные убийцы
Шрифт:
Как жаль, что Лакомка не сможет вспомнить эти ночи возле Логова Золотых трав! Он часто засыпал, глядя на восходящую луну или на яркие звезды, а если просыпался, то слышал басовито-гулкое и отрывистое мычание гну или странный плачущий вой шакалов, а порой «ууууу-гуу» проходящей мимо гиены. Конечно, я делала все от меня зависящее, чтобы он не просыпался, — тогда мне было бы уже не до наблюдений. Когда он начинал шевелиться, я старалась усыпить его песенкой. Если случалось, что в такую минуту гиены тоже проявляли активность, я просто-напросто напевала свои наблюдения на магнитофон. На следующий день, прослушивая записи, мы покатывались со смеху. Представьте себе, например, как звучат на нежный мотив «Колыбельной» Брамса такие слова: «Кровавая Мэри пришла и ногу во рту принесла,
Единственное, что грозило нарушить мирный сон Лакомки по ночам, — это неуклонное стремление каждого щенка и многих взрослых гиен подзакусить фольксвагеном. Гиены то и дело возобновляли свои попытки: они грызли и кусали фары, провода, выхлопную трубу — буквально все, к чему только можно было приложить зубы. Как-то раз Пикуль вылез из-под машины, ужасно гримасничая, тряся головой и что-то стирая с морды лапой. Причина стала ясна, когда мы поехали домой и у машины отказали тормоза: щенок прокусил тормозной шланг и попробовал тормозной жидкости!
Близнецы досаждали мне больше всех. Однажды, когда Соус грыз один подфарник, а Пикуль принялся за другой, я сделала все возможное, чтобы от них отделаться: мигала фарами, включала мотор — ни малейшего внимания! Они только туманно воззрились на меня, когда я открыла окно и застучала по кузову машины. Тогда я направила на Пикуля, который был ближе, струю аэрозоля против мух; он попятился, опасливо принюхиваясь, но почти сразу же вернулся. Наконец мне пришлось открыть дверь и высунуть ногу: Пикуль, а за ним и Соус удрали к норе и занялись там какой-то игрой, которая на время отвлекла их от машины.
Но все же чаще всего будили Лакомку не близнецы и не остальные щенки, а взрослые гиены. Когда они зажимали в своих мощных челюстях какую-нибудь торчащую металлическую деталь, а потом начинали ее выкручивать, звук был такой, словно машину раздирают на части. И хуже всех вели себя те, кто больше всех торчал около норы: Мастер Бейдж, старший сынок Миссис Браун, и Мисс Гиена. Эта парочка каждую ночь часами гостила у логова, да и играть они любили больше остальных гиен. Однажды они двадцать минут гоняли вокруг норы, вырывая друг у друга хвост гну, а в другой раз никак не могли расстаться с ярким деревянным грузовичком, который Лакомка выронил из окна машины.
Мастер Бейдж часто играл и со своим младшим братишкой Пестрячком. К тому времени Мастер Бейдж уже совсем вырос, ему оставалось только немного потолстеть, а Пестрячку едва сравнялось три месяца. Однажды Пестрячок наскочил на довольно большой и очень гладкий камень. Разинув рот до предела, он попытался захватить его, но тот был великоват, и зубы — как ни бейся! — соскальзывали. И вот в ту самую минуту, когда Пестрячок, казалось, ухватил непослушный камень, подбежал вперевалочку Мастер Бейдж, сцапал младшего брата за ухо да как дернет! Пестрячок растянулся на земле, а вскочив, снова попытался поднять камень. Но ему никак не удавалось схватить свою игрушку — Мастер Бейдж и за шиворот его трепал, и за уши дергал, и за баки таскал!
Внезапно Пестрячок бросил камень и впился в хвост мучителя. Он держался изо всех сил, опираясь на свои крепкие лапки, а Мастер Бейдж оборачивался и цапал его. Так потихоньку-полегоньку они стали отступать назад — Пестрячок все еще висел на хвосте брата. И вдруг со скоростью, на какую только были способны его короткие лапки, Пестрячок кинулся к оставшемуся без присмотра камню. Но Мастер Бейдж оказался резвее: он сам схватил камень и помчался прочь, оглядываясь через плечо и как бы приглашая поиграть в пятнашки. Пестрячок неуклюже затопал сзади, тогда Мастер Бейдж приостановился и позволил малышу ухватиться за камень, а потом уронил его на землю. Пестрячок еще раз попытался захватить камень, но как раз в тот момент, когда он почти справился с этим, Мастер Бейдж наскочил на него, сцапал камень и отбежал с ним на несколько шагов. Пестрячок бросился в погоню. Мастер Бейдж снова бросил камень — игра продолжалась.
Через некоторое время Пестрячок как будто выдохся. Он поплелся в сторону, нашел низенькое
Когда щенята резвились, Миссис Браун обычно лежала поблизости. Старая Бочка тоже проводила много времени возле Логова Золотых трав, и не только ради своих щенят — ей нравилось общество Миссис Браун. В жаркие дни эта пара толстых матрон частенько брела вместе к прохладным тростниковым отмелям — освежиться в жидкой грязи. И так же вместе они приходили обратно, мокрые и измазанные илом, часа в четыре-пять вечера. Неторопливо подойдя к норе, обе мамаши заглядывали в глубину, издавая порой негромкие отрывистые низкие звуки; услышав их, щенята выскакивали на поверхность. Бочка почти всегда нетерпеливо раскапывала вход в пещеру в ожидании близнецов. Затем обе самки — каждая в сопровождении собственного потомства — укладывались в неглубоких ямках возле норы и принимались кормить щенят; трапеза продолжалась обычно час-полтора.
Даже Кровавая Мэри, которой, как первой самке клана, хватало дел и помимо возни с детворой, немало времени проводила у норы, пока ее щенкам не исполнилось двух месяцев. Очевидно, это объясняется тем, что маленькие щенки сосут, хотя и не подолгу, но чаще, чем трехмесячные. И если Пестрячок и близнецы сосали всего три раза в сутки, щенки Кровавой Мэри сосали вдвое чаще.
Водка и Коктейль с самого рождения обнаружили совершенно разные характеры. Коктейль был во всех отношениях спокойнее, живости в нем было меньше. Он по многу минут вылизывал Кровавой Мэри шею и шерсть вокруг ушей, когда она лежала возле норы, а потом усаживался у нее под носом и задирал голову, предлагая ей отплатить услугой за услугу. Обычно Кровавая Мэри соглашалась и немного ухаживала за ним, выкусывая что-то из его шерстки передними зубами или вылизывая его с ног до головы шершавым, как у кошки, языком. А Водка тем временем резвился, кувыркался с Пестрячком или карабкался на мать — он все старался убедить Коктейля, что есть более веселые занятия, чем наводить красоту.
Когда щенята стали подрастать, я отметила, что они проводят вместе гораздо меньше времени, чем остальные близнецы. По-моему это происходило оттого, что более смелый и предприимчивый Водка уже месяцев с четырех норовил увязаться за Кровавой Мэри, куда бы она ни шла. Уже в этом возрасте, когда задняя половина тела и ноги у него были еще черны, как у младенца, он иногда оказывался у добычи, если та была убита не особенно далеко от логова. Уверенный в своей безнаказанности — он находился под защитой самой главной самки клана — Водка таскал сочные куски мяса прямо из-под носа взрослых гиен. Частенько он наедался, пристроившись под брюхом Кровавой Мэри. Ведь если бы он не жался к матери, ему вряд ли удалось бы спокойно прожевать свою добычу. Один раз я видела, как он бежит за Кровавой Мэри к дому и тащит солидный кусок шкуры, зажав его в зубах. И хотя он задирал голову как можно выше, чтобы его трофей не волочился по земле, это ему не помогало: он то и дело наступал на шкуру и тыкался носом в землю. Пробежав немного, он остановился и принялся жевать свое лакомство; но тут компания молодых, почти взрослых гиен, которая следовала за ним, бросая алчные взгляды на его трофей, стала подбираться поближе. Кровавая Мэри не останавливалась, и стоило ей отдалиться на шесть метров, как один из молодых бросился на шкуру. С пронзительным хихиканьем Водка подхватил ее и, поставив распушенный хвост торчком, помчался следом за матерью; два раза он опять запинался о свой трофей, а настойчивые юнцы не отставали от него. Но вот Кровавая Мэри улеглась, и Водка тут же пристроился у нее под бочком, так что старшие щенки поняли, что поживиться не удастся, и разбрелись кто куда.