Невинный, или Особые отношения
Шрифт:
Ему казалось, что все ее упреки справедливы. Он не знал, как полагается реагировать, даже не думал об этом. Он был слишком неопытен. Она старше, она побывала замужем. Значит, вот как надо вести себя, если обнаружишь кого-то в спальне. И все же ее слова раздражали его. Она обвиняла его в том, что он не мужчина. Он взял сигареты.
Достал одну. Она по-прежнему нападала на него. Половина ее речи была немецкой. Она сжимала зажигалку в руке и вряд ли заметила, что он отнял ее.
– Это ты должен кричать на меня, – сказала она. – Он мой муж, ведь так? Тебе что, ни капельки не обидно?
Это переполнило
– Замолчи! Заткнись, черт возьми, хоть на минуту!
Она мгновенно умолкла. Они оба умолкли. Они курили. Мария сидела на стуле. Он отошел от нее подальше, насколько позволяли размеры крохотной комнатки. Скоро она взглянула на него и примирительно улыбнулась. Он сделал вид, что не замечает этого. Раз она хотела, чтобы он на нее рассердился, пусть теперь немного потерпит.
Она принялась старательно тушить сигарету и заговорила, не поднимая на него взгляда:
– Я скажу тебе, почему Отто там. Скажу, чего он хочет. Хорошо бы мне этого не знать, это очень противно. И все же… – Ее голос зазвучал увереннее. У нее имелась своя теория. – Когда с ним только познакомишься, Отто добрый. Так было до того, как он запил, семь лет назад. Сначала он добрый. Делает все, чтобы тебе угодить. Так было, когда я за него вышла. А потом замечаешь, что его мягкость – это стремление взять верх. Он видит в тебе свою собственность, ему все время кажется, что ты заглядываешься на других мужчин, а они на тебя. Он стал ревновать, бить меня, сочинять всякие дурацкие истории обо мне и других мужчинах, его знакомых или просто людях с улицы, неважно. Он вечно подозревал меня в чем-то. Считал, что я переспала с половиной Берлина, а остальные ждут своей очереди. И пил еще больше. А теперь, через столько лет, я вижу вот это.
Она привстала, чтобы взять новую сигарету, но ее передернуло, и она села обратно.
– Я и другой мужчина – он хочет этого. Злится, но хочет. Ему хочется увидеть меня с другим, хочется или самому говорить об этом, или чтобы я говорила. Это его возбуждает.
– Значит… значит, он извращенец, – сказал Леонард. Он впервые произнес это слово. И был доволен собой.
– Правильно. Он узнает про тебя – тут он меня и ударил. Потом уходит и думает об этом, не может не думать. Все его бредовые фантазии стали явью, теперь это реальность. Он думает и пьет, и все это время у него где-то лежит ключ. А сегодня он напивается больше обычного, приходит сюда и ждет…
Мария была готова заплакать. Леонард пересек комнату и положил руку ей на плечо.
– Он ждет, но нас нет, и он засыпает. Может быть, он хотел выскочить, когда… это будет, и обвинить меня в чем-нибудь. Он все еще считает, что я принадлежу ему, что я должна чувствовать себя виноватой…
Слезы мешали ей говорить. Она полезла в карман за платком. Леонард достал свой, большой, белый, и дал ей. Высморкавшись, она глубоко вздохнула.
Леонард открыл было рот, но она его перебила:
– Я его насквозь вижу, эту подлую дрянь. Тогда он сказал то, что собирался сказать:
– Я пойду посмотрю.
Он вошел в спальню и включил свет. Чтобы открыть гардероб, ему пришлось закрыть за собой дверь в комнату. Отто был на прежнем месте. Его поза не изменилась. Мария окликнула Леонарда из гостиной. Он приоткрыл дверь в спальню на дюйм-другой.
– Все в порядке, – сказал он. – Я просто смотрю.
Он снова перевел взгляд на Отто. Что ни говори, а Мария выбрала этого человека себе в мужья. Вот к чему все сводилось. Пусть она теперь утверждает, что ненавидит его, но она его выбрала. А потом выбрала Леонарда. Проявление тех же вкусов. И он, и Отто – оба показались ей привлекательными, и это их объединяло, что-то общее в характере, внешности, судьбе, неважно что. Теперь он действительно разозлился. Своим выбором она связала его с этим человеком, от которого сейчас хочет отделаться. Она заявляет, что это была чистая случайность, словно она тут ни при чем. Но этот подонок у них в спальне, в гардеробе – спит пьяный, того и гляди испакостит одежду, и все из-за выбора, который она сделала. Да, теперь он был по-настоящему зол. Отто – ее крест, ее ошибка, он принадлежит ей. А у нее хватило наглости ругать его, Леонарда.
Он потушил свет в спальне и снова вышел в гостиную. Ему хотелось уйти. Мария курила. Она неуверенно улыбнулась.
– Извини, что я на тебя накричала.
Он взял сигареты. В пачке осталось только три. Когда он бросил ее обратно, она соскользнула на пол и упала рядом с обувью.
– Не сердись на меня, – сказала она.
– Ты же сама этого хотела. Удивленная, она подняла глаза.
– Ты и впрямь злишься. Иди сядь. Скажи, в чем дело.
– Не хочу я садиться. – Ему уже нравилось разыгрывать оскорбленного.
– Твоя семейная жизнь с Отто еще продолжается. Там, в спальне. Поэтому я злюсь. Либо мы обсудим, как от него избавиться, либо я возвращаюсь домой, а вы можете жить дальше.
– Жить дальше? – Ее акцент придавал знакомым словам странное звучание. Вложить в них угрозу не получилось. – О чем ты говоришь?
Ее реакция, в которой было больше ответного гнева, чем покорности, вызвала у него раздражение. Ведь он же терпеливо перенес ее вспышку.
– Я говорю, что, если ты не хочешь помочь мне от него избавиться, можешь провести остаток вечера с ним. Поболтать о старых временах, допить вино, на здоровье. А я пас.
Она положила ладонь на свой прекрасный высокий лоб и обратилась в другой конец комнаты к воображаемому свидетелю.
– Ушам своим не верю. Он ревнует. – Потом к Леонарду: – И ты тоже? Как Отто? Хочешь уйти домой и оставить меня с этим человеком? Хочешь сидеть дома и представлять Отто со мной, а может, ты даже ляжешь на кровать и станешь думать о нас…
Это привело его в ужас. Он был искренне возмущен, не понимал, как женщина может говорить такое.
– Ты просто бредишь. Только что я предлагал вытащить его на улицу и бросить там. Но тебе больше нравится сидеть тут, сообщать мне трогательные подробности о его характере и рыдать в платочек.
Она скомкала платок и швырнула ему под ноги.
– Забери. От него воняет!
Он не стал поднимать его. Они оба заговорили разом, но она взяла верх.
– Хочешь выкинуть его на улицу, так почему бы не сделать это? Давай выкинь! Чего же ты ждешь? Почему стоишь тут и спрашиваешь меня, как быть? Хочешь выкинуть его – ты мужчина, давай выкидывай!
Опять апелляция к его мужскому достоинству. Он шагнул к ней и схватил спереди за блузку. Отлетела пуговица. Он нагнулся к Марии почти вплотную и крикнул: