Невиновный
Шрифт:
Относительно его спортивной карьеры Брукинг написал: «Не знаю, каким учеником был Ронни в школе, но не сомневаюсь, что он был выдающимся спортсменом. Однако ему наверняка мешали эмоциональная неуравновешенность, как на площадке, так и вне ее, а равно и грубое, незрелое поведение в целом и в высшей степени эгоцентричная, высокомерная жизненная установка. Его представление о себе как о звезде, его неспособность ладить с людьми и неуважение к общепринятым правилам и нормам не давали ему возможности влиться в команду, где бы он ни играл».
В отношении семьи он отметил: «Мать Ронни тяжко трудилась всю жизнь. В течение многих лет она была хозяйкой и управляющей салоном красоты в центре города.
О неудачном браке: «Он женился на очень красивой девушке, в свое время завоевывавшей титул „Мисс Ада“, но она в конце концов не смогла выдержать внезапные перемены настроения Ронни, его неспособность обеспечить семью материально и развелась с ним».
Очевидно, Рон не скрывал, что был алкоголиком и наркоманом, потому что Брукинг записал: «В прошлом у Ронни были серьезные проблемы с алкоголем и наркотиками… Он принимал таблетки в больших количествах. В основном это было попыткой излечить себя от тяжелых депрессий. Он говорит, что больше не пьет и наркотиков не употребляет».
Начал же Брукинг описание диагноза с биполярного расстройства психической деятельности.
Биполярное расстройство означает, что молодой человек страдает чудовищно резкими сменами настроения: от эйфорических взлетов до депрессий, переходящих в ступор. Я бы назвал его тип расстройства депрессивным, поскольку большую часть времени он пребывает именно в депрессии. Эйфорические подъемы обычно обусловлены приемом наркотиков и являются кратковременными. В течение последних трех или четырех лет Ронни был глубоко подавлен, жил в задней комнате материнского дома, спал большую часть суток, работал очень мало и материально полностью зависел от окружающих. Три или четыре раза он уезжал из дома на довольно далекие расстояния, видимо, желая самостоятельно восстановиться, однако это ни разу не сработало.
Брукинг диагностировал также параноидальное расстройство личности, выражающееся в «извращенной и необоснованной подозрительности и недоверии к людям, сверхчувствительности и определенной аффектации».
И для полноты картины он добавил алкоголизм и наркозависимость. Его прогноз был «осторожным», в заключение он написал: «Этот молодой человек так и не сумел наладить свою жизнь с тех пор, как покинул дом более десяти лет назад. Его жизнь превратилась в череду проблем и разрушительных кризисов. Он продолжает предпринимать попытки твердо встать на ноги, но пока ему это не удалось».
Задачей Брукинга было лишь оценить состояние Рона, а не предлагать лечение. К концу лета 1983 года душевное состояние Рона продолжало ухудшаться, и он не получал требовавшейся ему помощи. Ему был необходим долгосрочный курс терапии в условиях стационара, но семье это было не по карману, штат тоже не мог обеспечить бесплатное лечение, а кроме всего прочего, Рон все равно на него не согласился бы.
Его заявка в Восточный центральный университет предполагала также и просьбу о финансовой помощи. Она была удовлетворена, и его уведомили, что чек ждет его в канцелярии колледжа. Рон пришел за чеком в своем обычном непрезентабельном виде – с длинными волосами и усами – в сопровождении двух сомнительных личностей, которые проявляли явный интерес к перспективе наличия у Рона денег. Чек мог быть обналичен либо Роном, либо официальным представителем учебного заведения, поэтому требовались обе подписи. Рон спешил, но ему велели встать в довольно длинную очередь. Он считал, что деньги принадлежат ему по праву, и не был расположен ждать. Двум его приятелям тоже не терпелось получить наличные, поэтому Рон быстренько подделал подпись представителя учебного заведения.
И ушел, унося в кармане 300 долларов.
Всему этому была свидетельницей Нэнси Карсон, жена Рика Карсона, полицейского, друга детства Рона. Миссис Карсон работала в канцелярии и знала Рона много лет. Она ужаснулась тому, что увидела, и позвонила мужу.
Чиновник колледжа, который знал семью Уильямсонов, отправился прямиком в салон красоты Хуаниты и рассказал ей о совершенном сыном подлоге. Если она возместит колледжу 300 долларов, обвинение в уголовном преступлении Рону предъявлено не будет. Хуанита быстро выписала чек и пошла искать сына.
На следующий день Рона арестовали за получение денег по подложному документу, преступление, предусматривающее максимальное наказание – восемь лет тюремного заключения. Его поместили в окружную понтотокскую тюрьму. На сей раз не только он сам не мог внести залог, но и семья не имела возможности ему помочь.
Расследование убийства продвигалось медленно. Из лаборатории Оклахомского отделения ФБР все еще не поступило результатов исследования волос, слюны и отпечатков пальцев тридцати одного жителя Ады, включая Рона Уильямсона и Денниса Фрица. У Глена Гора образцы еще даже не были взяты.
К сентябрю 1983-го все образцы волос находились в портфеле заказов Мелвина Хетта, эксперта по волосам.
9 ноября Рон, пребывавший в тюрьме, подвергся повторной проверке на детекторе лжи, которую проводил агент ФБР Расти Физерстоун. Их встреча длилась два часа. Прежде чем подключить к полиграфу, Физерстоун задал Рону массу вопросов. Рон упорно и горячо отрицал какое бы то ни было свое касательство к убийству и утверждал, что ему ничего о нем не известно. Результаты тестов опять оказались сомнительными и неопределенными. Предварительную беседу засняли на видеопленку.
Рон приспособился к жизни за решеткой. Он вынужденно перестал пить и принимать «винт» и умудрился сохранить привычку спать по двадцать часов в сутки. Но без лекарств и какой бы то ни было иной терапии продолжал постепенно деградировать умственно.
Тогда же, в ноябре, еще одна заключенная, Вики Мишель Оуэнс Смит, поведала детективу Деннису Смиту странную историю о Роне. Вот как он изложил ее в своем рапорте:
В три или четыре часа утра в субботу Рон Уильямсон выглянул из-за двери-решетки своей камеры и увидел Вики. Уильямсон закричал, что она – ведьма, что именно она привезла его домой к Дебби Картер, а теперь запустила к нему в камеру дух Дебби, который терзает его, доводя до безумия. Уильямсон также звал мать, умоляя ее простить его.
В декабре, через год после убийства, Глена Гора попросили заехать в полицейский участок, чтобы сделать заявление. Он отрицал свою причастность к убийству Дебби Картер, сказал, что видел ее в «Каретном фонаре» за несколько часов до того, как ее убили, и добавил новую деталь: она попросила его потанцевать с ней, потому что чувствовала себя неуютно в присутствии Рона Уильямсона. То, что никто больше не видел Рона в тот вечер в «Каретном фонаре», было словно бы и не важно.
И все же, как ни горели копы желанием сфабриковать дело против Уильямсона, улик было недостаточно. Ни один отпечаток, найденный в квартире жертвы, не принадлежал ни Рону, ни Деннису Фрицу; эта дыра зияла в гипотезе о том, будто эти двое находились там во время долгих и мучительных истязаний Дебби Картер. Свидетелей не было, никто в ту ночь не слышал ни звука. Анализ волос, в принципе весьма ненадежный, все еще не был проведен, образцы покоились в пробирках в шкафу у Мелвина Хетта.