Невольники чести
Шрифт:
Только жизнь, которую Кирилл узнавал из прочитанных книг, была не такой скучной, обыденной. Она манила его к себе неудержимо, как влечет за собою вдаль тающий в синей выси косяк журавлей, как зовет вослед своей темно-зеленой волне Сылва. Тесный кафтан привычного кунгурского быта мешал вдохнуть эту новую жизнь полной грудью, не позволял увидеть, что там, за окоемом.
Все чаще стала приходить в голову мысль отправиться в те края, о которых столько слышал и читал.
А тут и случай представился.
В декабре 1800 года проезжавший
…Путь до Охотска был многотруден и занял более полугода. Несмотря на подорожную, дававшую Хлебникову право на трех лошадей и проводника, двигались неспешно, вместе с компанейским обозом. Так оно и спокойнее: в лесах вдоль дорог немало разбойных людишек, да и зверья всякого хватает. Тягомотная дорога хотя и утомляла, зато давала возможность поговорить, узнать получше новые места, расспросить Горновского о предстоящей службе.
И еще — эта дорога подарила Кириллу настоящего друга — Абросима Плотникова, которого по случаю спас Хлебников из трясины.
Почти три месяца шли они вместе по летнику от Иркутска до Охотска, через топи, леса, горы, ведя под уздцы лошадей с компанейской поклажей в берестяных коробах — тунтаях, изнывая от оводов и мошкары. По вечерам, у костра, под веселое потрескивание валежника говорили о будущем, об Америке. Какая она?
Обстоятельства разлучили их в Охотске. Берег отдаленный, к которому так торопился Кирилл, отодвинулся от него на неопределенный срок, стал казаться почти недосягаемым.
Правитель Охотской конторы Российско-Американской компании, дальний родственник ее основателя, Семен Шелехов, выведав от Горновского, что Хлебников смышлен и в грамоте силен, назначил его приказчиком в Гижигинскую губу.
Целый год на оленях и собаках объезжал Кирилл занесенные по самые купола юрты эвенов и коряков, выкупая у них по указанию Горновского ценную рухлядь и моржовый клык. Не единожды замерзал он в метельной тундре, проваливался под лед полярных рек, простужался и тяжело болел. Но молодость одолевала хвори, и Кирилл снова отправлялся в путь.
Много диковинного открыл ему этот дикий, неприветливый на первый взгляд край. Путешествуя по тундре, видел Хлебников, как мечутся по снежной пустыне многотысячные стада оленей, рога которых напоминали кустарник, заиндевелый от жестокого мороза. Наблюдал он и медвежьи семьи, по нескольку десятков вдруг. Правда, медведи были тут кроткие: убегали прочь от одного нечаянного крика. Хотя встретиться с таким один на один — не приведи господи!
Многое довелось испытать Кириллу, и
Застывший, подобно каменному идолу в кайсацкой степи, Кирилл мог бы простоять вечность, если бы его не окликнул помощник капитана галиота мичман Штейнгель:
— Когда закончим погрузку, Кирилла Тимофеевич? — Хлебников отплывал на «Константине» суперкарго и отвечал за находившиеся на причале грузы компании.
— До полуночи, сударь, должны управиться, — поклонившись мичману, ответил приказчик, и поскольку знакомство их с помощником капитана было давним, да и отношения здесь, на краю матерой земли, освобождали людей разных сословий от излишней чопорности, рискнул негромко спросить:
— Не изволите знать, господин мичман, кто сия дама на причале?
— Как, вы ничего не слышали? — Штейнгель, по годам ровесник Хлебникова, резво наклонился к его уху и горячим шепотом выдохнул новость, которая еще четверть часа назад потрясла самого мичмана:
— Это же их превосходительство Елизавета Яковлевна Кошелева — супруга нового камчатского губернатора. Они-с только что прибыли из Якутска и отправляются в Нижне-Камчатск с нами, на «Константине»… Ах, что за женщина! Чудо, как хороша…
— Точно так, чудо… — почему-то не узнав своего голоса, согласился Кирилл.
С той поры, когда породнившийся с Византией великий московский князь Иван III соединил греческого двуглавого орла с иконой святого Георгия Победоносца на своем стяге, две головы государственного герба России должны были напоминать миру об исторической необходимости для россиян зорко поглядывать и на запад, и на восток.
Правда, с тех старозаветных времен внешний вид державной птицы, по мнению генерала Павла Ивановича Кошелева, существенно изменился: появились в нем некоторые диспропорции — заметно вытянулось оперение левого, восточного крыла, несоразмерно увеличивая его размах, удлинилась шея соответствующей из голов.
Глядя на карту Российской империи, разостланную перед ним на обтянутом вылинявшим зеленым сукном столе Охотской канцелярии, Павел Иванович ясно представил распластанного над ней геральдического хищника, правое крыло которого закрывало часть Речи Посполитой, соседствуя с Пруссией и Австрией, другое оперением своим доставало аж до Нового Света. А там, где перья этого крыла крепились к костистому остову, — на краю матерой земли, — находился сейчас волею судеб и государя он, генерал-майор Кошелев.