Невозможная птица
Шрифт:
Иногда ненадолго устанавливалась тишина. Потом снова шаги, и человек в белом, и дети опять начинали кричать.
И эта кашица, которую им заливали в рот, на вкус как прогорклый желатин. Половники для жаркого [59] . Он вспомнил: вот что для этого использовали. Половники для жаркого.
Изредка выдавались спокойные часы. Он поворачивался к мальчику на соседней койке. Мальчику, который плакал больше всех. «Папа, папа, папа». Костлявый маленький японский мальчик на соседней койке,
59
Специальные половники с носиком для поливания индейки жиром
В этот день Майк дал себе обещание, которое будет держать до конца своей жизни. Он никогда больше никому не будет верить, никогда не ослабит контроль, никогда не будет пешкой в чьей-то игре. Он поклялся. Он скорее умрёт, чем допустит, чтобы это случилось снова.
И эти облака, которые они насосом закачивали в комнату. И птицы. Птицы, порхающие повсюду. Протяжённый, вибрирующий гул, который не смолкал ни днём ни ночью. И иногда ему казалось, что он слышал голос, зовущий его по имени откуда-то издалека.
И иголки.
Именно там он научился уменьшать вещи. Он мог переместить себя далеко-далеко отсюда, шагнуть за пределы запахов и криков, пройти сквозь сочащуюся кирпичную стену и красную неоновую вывеску и посмотреть на все это глазами птицы, парящей высоко в небесах. Съёмка с крана. Фокус, благодаря которому любой объект становился настолько маленьким, что он мог зажать его между большим и указательным пальцами. И как бы близко они к нему ни подходили, они никогда не могли его достать.
Он смотрел на них из далёкого-далёкого далека.
Как стая птиц, летящая высоко над двумя мальчишками, лежащими в пшеничном поле.
По ту сторону красного неонового огня за окном, никогда не прекращавшего вспыхивать и гаснуть:
ТЕН ВОРЕМОН.
Майк вспомнил. Кио произнёс это странное слово в магазине «7-Eleven». Он подумал тогда, что тот говорит по-русски.
– Тен-во-ремон, – прошептал Майк и открыл глаза. – Номеров нет.
Кио плакал и курил.
– Я знал, что однажды ты придёшь, Майк. Я всегда знал, что ты придёшь.
– Кио? – спросил он. Это был первый раз, когда он назвал его по имени.
Кио кивнул.
Помолчав долгое время, Майк спросил:
– Они делают это с Шоном?
– Да. Вот почему я здесь. Вот почему мы должны остановить их.
– Убить их, – сказал он. – Назовём это своим именем.
– Убить их.
– И мальчика тоже, – сказал Майк.
– Да.
– И он будет мёртвым мертвецом.
– Да, – сказал Кио, вытирая слезы.
– Что происходит с мёртвыми мертвецами? – спросил Майк.
– Они отправляются домой.
Какое странное слово: домой. Оно застряло в его мозгу, как непроизносимое имя. Что бы это могло значить – домой? Дом – это место, где ты стираешь бельё. Где ты спишь. Он постоянно жил в отелях. Что такое дом? Это то, что было у Денни. Жена и ребёнок. Закладная и ограда из планок. Место, где лучше, чем в гостях. Место, куда тебя приглашают к себе. В страшной ярости Майк понял, что не имеет ни малейшего представления, о чем идёт речь. Он никогда не бывал там.
Он встал и подошёл к шкафчику, отпертому Кио. Взял банку с жидкостью для зажигалок и полил из неё кучу. Перья в тех местах, куда попала жидкость, потемнели. Он выхватил у Кио сигарету изо рта и швырнул её в спящих птиц. Пламя побежало дорожками там, куда плеснула жидкость, крест-накрест перечёркивая кучу, иногда ныряя в расщелины. Дым разрастался. Огонь охватил птиц. Через несколько минут это был уже настоящий костёр, полыхающий в углу раздевалки. Майк ждал, что раздадутся крики толпы людей, но ничего не услышал. Они приняли это так же, как тот буддийский монах во Вьетнаме. Они даже не проснулись.
Он представил себе, что сжигает кучу видеоплёнок, коллекцию садистских фильмов. Правда, он предполагал, что в этом не было большого смысла. Корректоров, скорее всего, снабдят новыми птицами, когда они возвратятся в следующий раз. От кучи шёл сладковатый запах, как от горящей травы. Дым чёрной колонной, как из дымовой трубы, поднимался к потолку, где разбивался, заворачиваясь по краям, образуя что-то вроде облака. В пятидесятых был такой примитивный эффект, ещё до цифровой обработки: облако чернил выпускалось через шприц в ёмкость с водой, наполняя её образами демонической угрозы, или божественного возмездия, или кильватерными следами НЛО.
Он хотел сжечь весь мир. Он хотел домой.
Удовлетворённый, он повернулся к Кио.
– Вы планировали эту операцию годами?
– Да. У меня есть все коды. Как только ты будешь готов, мы раздавим их. Хоть сегодня ночью.
Майк сказал:
– Так давай сделаем это.
Кио встал перед ним на колени в странном порыве восхищения и благодарности.
– Осанна, – сказал он.
– Заткнись, – ответил Майк. – Отдай мне мою пушку.
ПАПА?
В течение долгого времени Дэниел рассматривал человека в бумажном костюме. Человека, который утверждал, что был его отцом.
– Есть вопросы? – спросил наконец Клиндер. Дэниел решился на самую большую грубость, какую
мог придумать. Игнорировать вопрос. Лишить его удовольствия. По правде говоря, он не был уверен, что смог бы ответить – в его глотке застрял комок. Но слова вырвались из него против воли, удивив его самого. Такое ощущение, что он ждал всю свою жизнь, чтобы сказать это.