Невры
Шрифт:
– а ты смешной, – с улыбкой сказала она.
– стараюсь, – пожал плечами гость.
Через четверть часа Антон и Глеб снова отошли в сторону и принялись спорить, а Борис и Валентина сидели за столом. Далёкая луна уже слегка раздваивалась в глазах Бориса, но близкая Валентина ещё была в единственном экземпляре.
– иди на речку, к старому шлюзу, – Валентина слегка наклонилась к Борису и заговорщически зашептала, – я этих алкашей уложу и тоже приду.
Борис молча кивнул и встал из-за стола.
– ладно, мужики, спасибо за угощение, я домой, спать пойду.
Глеб и Антон тут же прервались и подошли к Борису, пожимая ему руки и горячо обнимаясь.
– давай, Борян, заходи ещё, – Глеб стиснул Бориса в железных объятиях и слегка приподнял над землёй.
– давай, Глеб, приятно было познакомиться, Антон, Валентина, – Борис поднял вверх сжатую в кулак руку и
Шлюз находился в самом конце деревни, и идти до него было метров триста. Дорога колыхалась перед глазами при каждом шаге, в полной темноте, слегка разбавленной светом раздвоенной глазами луны, Борису казалось, что он не идёт а шагает на месте. В Невры, выбравшись из болота, заполз густой туман, и скрыл всё вокруг так, что видно было только на пару метров вперед. Наконец Борис увидел торчащие над туманом ржавые винтовые стержни старого шлюза, послышался шум воды, перекатывающейся через железный порог. Он подошёл поближе и сел на увлажнённую туманом траву. Из-под моста на него уставились пустыми глазницами два чёрных пролёта, вода в них шумела и будто что-то бормотала, по речной глади разносился едва уловимый гул эха. «Ху-у-ут», – пропела река, «Ху-у-ут». Борис всмотрелся в темноту под мостом и, показалось, увидел какое-то движение. Вдруг, ему на плечи легли холодные ладони, Борис едва не подпрыгнул от неожиданности. Он резко обернулся и увидел Валентину. Она стояла, возвышаясь над ним, и улыбалась.
– я купаться, – сказала она и одним движением через голову, как умеют только женщины, стянула рубашку. Борис уставился на колыхнувшуюся бледную грудь с тёмными ореолами сосков. Женщина прошла несколько метров до воды, вытянула из волос шпильку, и они рассыпались чёрным смоляным водопадом по плечам. Потом, томно выгнувшись, она спустила джинсы вместе с трусиками и шагнула в воду.
– мне одной купаться, или ты все-таки присоединишься? – Валентина повернулась к Борису и, слегка расставив ноги в стороны, поставила руки на пояс.
– я уже, – Борис вскочил и начал торопливо стягивать с себя одежду. Когда он разделся, Валентина уже плавала в темной, отливающей серебром воде. Он быстро вошёл в воду, которая оказалась тёплой, просто-таки парной, как молоко. Валентина подплыла к нему и обняла за шею, Борис почувствовал, что куда-то уплывает, луна ещё больше стала двоиться в глазах. Стройная нога плавно заползла ему за спину, он медленно провёл по ней рукой от бёдра до колена, и ниже, к голени. Ладонь неожиданно проехалась по… Коже? Это не кожа… ЧЕШУЯ?
– Ты что, русалка? – словно через туман в голове с глупой улыбкой спросил Борис.
– я озерница, а муж мой – кадук, и он тебя заберёт, – пропела в ответ Валентина и прильнула губами к его рту. Язык у неё был длинный и раздвоенный на конце. Закинув вторую ногу ему за спину она ловко двинула бёдрами, и они соединились, задвигались, раскачивая воду, то ускоряя, то замедляя течение быстрой реки. Руки Валентины сползли с шеи на спину Борису, и длинные тонкие пальцы впились в кожу острыми ногтями. Вскоре женщина откинула голову назад и, тихо застонав, прочертила на спине алые полосы параллельных царапин. «Да что там, когти у неё?», подумалось Борису, который от резкой боли сбился с ритма и на мгновение остановился. Валентина посмотрела на него мерцающими зелёными глазами, а потом наотмашь дважды хлестнула по обеим щекам.
– я что, велела тебе останавливаться? – она смотрела с торжеством и улыбалась, мелкие заострённые зубы сияли фаянсовой белизной в лунном свете, и Борис ощутил прилив энергии и понял, что ему это понравилось. Он задвигался с новой силой и вновь впился в прохладные влажные губы. Раздвоенный змеиный язык выплясывал тарантеллу во рту мужчины, а острые ногти беспощадно полосовали спину. Вода вокруг них бурлила и закипала, будто стая пираний рвала под водой случайную жертву. Борис содрогнулся в сладостной судороге, живот его напрягся раз, другой, третий, четвёртый, пятый… Стало уже неприятно и больно, по лицу хлестнуло.
– Боря, Боря, проснись! Ты задрал икать уже! Дом трясется от тебя! – он приподнял тяжёлые веки и увидел над собой Юрика, – сейчас обратно на речку занесeм, иди воды попей, что ли!
Борис поднялся с дивана и тут же упал обратно. Тяжёлый металлический шар перекатился от макушки к затылку и больно стукнул, разнося боль по черепу и дальше по всему организму. Желудок свело и Бориса резко замутило, кишки начали сжиматься в узел, во рту появилась кислая слюна. Он оттолкнул Юрика и, пригнувшись, выбежал из дома. Его вывернуло на ходу. Испуганные куры в панике разбежались по двору, закудахтав и захлопав пёстрыми крыльями. Желудок Бориса извергал из себя зелёную вязкую массу вперемешку с какими-то водорослями и мелкой ряской. Он упал на колени и продолжил блевать. Вскоре он успокоился и тяжело с подвыванием задышал, с его нижней губы свисала тягучая зеленая нитка, соединяясь с лужей посреди двора.
– фу! Боря, ну ты и свинья! – сказал вышедший Денис, – так нажраться! Может хоть бухать перестанешь, что ты пил такое?
Борис, услышав про выпивку, вновь скрутился в судороге, но из него уже ничего не выходило, кроме истошного утробного звука. Он медленно поднялся с колен и тыльной стороной ладони вытер рот, после упёрся руками в бока и с минуту смотрел в небо, тяжело дыша.
– меня до обеда не трогать и ничего не спрашивать, – Борис поплeлся обратно в дом и завалился на диван, скрипнув старыми пружинами. Некоторое время он ворочался, пытаясь поймать равновесие для чугунного шара, катающегося внутри головы, потом, видимо поймав, затих и замер в неподвижном положении на пару часов. Несколько раз он проваливался в тревожный рваный сон, и тогда ему снилась огромная жаба, которая прыгала ему навстречу, всё ближе и ближе, и, когда она приближалась вплотную и прыгала ему в лицо, Борис дeргался всем телом и просыпался. «Не думал, что когда-нибудь ещё это произнесу, но пить больше никогда не буду», – подумал он после очередного пробуждения и снова начал искать взглядом точку в комнате, которая не причиняла бы боли.
Глава 4
Денис проснулся в шесть утра, и его сознание тут же полностью заполнила Злата. Посмотрев на часы, он понял, что идти к ней ещё рано и снова лёг, глядя в потолок. Вскоре в комнату зашла баба Нюра и рассказала, что возле речки спит Борис, и неплохо было бы его отнести домой. Денис растолкал спящего Юрика, и они вместе притащили домой бесчувственное тело несвязно бормочущего и постоянно улыбающегося товарища. Дождавшись вполне приличных девяти часов утра Денис собрал разрядившиеся телефоны и бодрым шагом отправился к усадьбе Чаровских. У пирса он остановился и всмотрелся в большие окна старого маeнтка. За шторами было ничего не разглядеть, но Злата, видимо, его уже ждала и сразу вышла из дому и направилась к плоту. Когда Денис ступил на причаливший к берегу паром, Злата поздоровалась и поцеловала его в щеку. Он было подался ей навстречу, но она уже отпрянула и нажимала кнопку включения буксира. Денис любовался Златой, не таясь и не скрываясь, зачарованно, как картиной в музее. Весёлый, с озорными чертенятами взгляд полыхал из-под фигурно очерченных щедрой природой тонких бровей. Денис будто растворился в ослепительной улыбке, слился с ней, стал её частью, распахнулся навстречу себе и той таинственной, неведомой силе, что звала его, тянула и манила, влекла за собой, в пропасть, в рай, или куда угодно, только с ней рядом, рядом с мечтой, рядом со Златой, рядом с идеалом. Её образ заполнил собой всё вздрогнувшее сознание Дениса, перевернул и вывернул наизнанку дрожащую душу, пронзил и победоносно водрузил табличку с потёртой надписью «Любовь» на молодом, живом, бьющем тамтамами сердце. Ускорил его ход, поглотил и наполнил его перекатывающимися ртутью комками, терзающими и влекущими, волнующими и тянущими, такими, казалось, знакомыми, но, вместе с тем, неизвестными и задевающими тонкие струны души, играя на них завораживающую и торжественную мелодию.
– я уже всё приготовила, – сказала Злата, открывая входную дверь, – ты же помнишь, что мы сегодня хлеб печь будем?
Денис пробормотал в ответ что-то неразборчиво-утвердительное, так как восхищённо вращал головой, глядя по сторонам. Он будто попал в другую реальность – внутреннее убранство усадьбы резко контрастировало с потeртым внешним видом. За тёмно-красными дубовыми дверями, щедро покрытыми лаком, лежала ковровая дорожка, поднимающаяся по гладким гранитным ступеням на площадку гостиной, пол у дверей блестел чёрной и белая плиткой, разбросанной в шахматном порядке. Два высоких узких окна украшали витражи с зелёными, красными и фиолетовыми элементами. Пол круглой гостиной сиял натeртым до блеска паркетом, а в его центре находилось большое изображение восьмиконечной звезды. Над окнами, дверями и на идущем каскадами потолке, была выполнена искусная лепнина, но больше всего поражало, что во всех декоративных элементах были частички янтаря. Им были украшены и балясины лестницы, и изогнутые широкими дугами рожки массивных люстр, свисающих с потолка на золочёных цепях, и камин, и даже резные стулья из тёмного, практически чёрного дерева. Повсюду в широких кадках стояли папоротники, монстеры и другие неизвестные Денису растения. На стенах гостиной располагались высокие узкие зеркала в рамах с золотыми вензелями.