Невская битва

Сегень Александр Юрьевич

Позднее, когда Сен-Клер уехал из Риги, вицемей­стер в разговоре с ландмейстером Дитрихом заметил:

— Странные все же эти франки! Ведь Мари — жен­ское имя. К примеру, мы, немцы, не носим женских имен. И еще эти ногти…

— Ничего странного, — усмехнулся фон Грюнинген. — Магистр де Сен-Клер — женщина.

— Какой же орден она возглавляет? — смущенно и озадаченно спросил Вельвен.

— О том ведает только папа римский, — был ответ ландмейстера. — Мы же знаем только одно — эта Французская стерва имеет такие посвящения, какие нам и не снились.

После Рождества в Риге Андреас довольно быстро стал набирать войско для решительного похода на Александра. В феврале он двинулся и пришел в Дарбе­те. Здесь со своим полком его ожидал Эрих фон Вин-терхаузен, которого многие именовали «Эрих Мертвая Голова», потому что с недавних пор он носил на своем шлеме настоящий человеческий череп. А в феврале сюда привели свои отряды из Феллина112 и Оденпе113 Йорген фон Кюц-Фортуна и Габриэль фон Тротт. Всего набралось более двенадцати тысяч отборных рыцарей и подчиненных им хорошо вооруженных воинов. А со всех окрестных сел сволокли ополчение из племен эс­тов, виров, еревы, мохи, нурме и саккалы — всех тех, кого русичи, объединяя, именуют словом «чудь» или «чухна». Этих набралось до двадцати тысяч, а может, и до двадцати пяти, ибо их никто особо не считал — так, на глазок.

Со своими отрядами вновь пришли и датчане — Кнут и Абель, но на сей раз их было не так много, не более трехсот человек. За прошедший год в Данию достаточно было увезено добра из Водландии и Прилу-жья, и теперь сыновья короля Вальдемара желали просто поучаствовать в окончательном разгроме Алек­сандра, стяжать себе славу, потягаться друг с другом, кто храбрее и выносливее.

Тут-то и объявились братья Людвиг и Петер фон дер Хейде с сообщением о падении Плескау. Наглый Александр велел передать им, что отныне все земли к востоку от Дарбете и Оденпе вновь принадлежат рус­ским. Мало того! Сей варвар предупреждал, что лишь в этом году не намерен отвоевывать Дарбете и Оденпе, а как придет время — явится и отвоюет. Разгневав­шись, вицемейстер отправил Людвига и Петера назад к Александру с заявлением, что нынешним летом нем­цы будут пировать не только в Плескау, но и в Ноугар-де, Плоскау и в самом Переслау.

Наступил март, и все собравшееся в Дарбете много­численное воинство, заканчивая последние приготов­ления, ожидало лишь приказа к выступлению. Но ры­цари медлили, пережидали морозное время, чтобы идти на войну, когда станет потеплее. Оттепель наступи­ла в праздник Благовещения, когда русичи по обычаю выпускали на волю птиц. В сей птичий праздник ви-цемейстер красиво выступил из Дарбете, пуская во­круг себя птиц и приговаривая во весь голос:

— Вот так же я буду освобождать от тел души всех, кто встанет на моем пути!

Наконец он извлек из клетки большого белоснеж­ного голубя и выпустил его со словами:

— А это будет душа самого князя Александра, ес­ли только он не присягнет мне и папскому престолу!

В тот день они дошли до небольшой крепостицы Кастер, расположенной на берегу Эмбаха, и на другое утро здесь узнали о том, что князь Александр захва­тил Изборск, а позавчера вышел со своим войском из Плескау и теперь стоит на берегах речки Пимбах, ко­торая впадает в Пейпус на юго-западе и которую рус­ские называют Пимжей. Между Эмбахом и Пимбахом лежало расстояние в сто миль.

— Что ж, — волновался Андреас фон Вельвен, — стало быть, через несколько дней мы встретимся. И пусть тогда русские запишут себе за ухом, кто дол­жен владеть здешними пространствами. Или как там у них говорится в таких случаях? — спрашивал он у своего оруженосца Йоргена Квадеворта.

— Пусть зарубят себе на носу, — отвечал Йорген, приученный к тому, что его господин обожает пого­ворки и любит сравнивать благородные немецкие вы­ражения с грубыми русскими.

— Вот именно! Мы всем им отрежем носы и тем са­мым оставим навсегда заметку.

— Лучше мы отрежем им подбородки вместе с бо­родами и наделаем из них щеточек для смахивания пыли, — сказал Эрих фон Винтерхаузен. — У меня имеется одна такая с прошлого года, когда мы взяли Эйзенборгс. Многие у меня просили прислать им та­кие же из этого похода.

— Я предпочел бы иметь такую щетку из бороды самого Александра, — стал мечтать Йорген фон Кюц-Фортуна.

— Не обольщайся, брат, — разочаровал его вице-мейстер. — Вспомни, какая у него она жиденькая. Хо­тя мы видели его три года назад, перед свадьбой. Мо­жет, обженившись, он и в лице приобрел больше му­жественности.

Из Кастера они перешли в другую крепостицу, Хаммаст. Здесь вдруг кончилась оттепель, засияло ос­лепительное весеннее солнце и ударили морозы. В Хаммасте задержались на два дня и получили изве­стие о том, что Александр движется быстрее и уже на­ходится в селении Вебе, которое русские называют Вербное. Теперь два огромных войска разделяло рас­стояние в пятьдесят миль. При желании они могли встретиться и сойтись хоть завтра. В субботу, двадцать девятого марта, немецкие войска подошли к речке Ай-бах, именуемой русскими просто Ая. Отсюда на следу­ющий день, в воскресенье, они пошли дальше на сбли­жение с войсками Александра и во второй половине дня вошли в столкновение с передовым отрядом рус­ских в окрестностях селения Мост. Битва была недол­гая, но кровопролитная.

Поначалу Андреас подумал, что Александр совсем зарвался и привел сюда столь маленькое войско, но по­том, старательно разглядывая участвующих в сраже­нии витязей, узнал тверского воеводу Кербета, давне­го знакомого Домаша и главного оруженосца Алексан­дра — Савву, но самого Александра тут не было, а стало быть, это были всего лишь дозорные. Но радо­сти они доставили много, когда погиб от тевтонского оружия главный ноугардский военачальник Домаш, а затем были выбиты из седел, изрублены и исколоты Кербет и Савва, которых русским с огромным трудом удалось вытащить и унести с поля боя, истекающих кровью.

Мало кому из них удалось уйти, несколько десят­ков русичей спаслись бегством от своего позора, плена или погибели. Да и как спаслись-то! Бросились немцы за ними в погоню, а те вдруг за собой следом рассыпа­ли какие-то стальные кованые закорючки, на которых кони напарывались копытами и падали. Передовой отряд, бросившийся вдогонку за русскими негодяями, весь на этих подлых и коварных занозах поспотыкал-ся и попадал, а один добрый воин даже насмерть за­шибся. Пришлось прекратить погоню.

И все же тевтоны торжествовали победу. Белый снег, залитый красной кровью, распростертые тела, дымящиеся раны, горестные и растерянные лица мертвецов, гримасы смерти… Все это радовало глаз Андреаса, ибо сам бог войны Тюр, один из двенадцати асов, пребывал сейчас рядом с ним, наслаждаясь пло­дами победы. Подсчет потерь не мог не веселить серд­це воина — двадцать немцев против сорока восьми ру­сичей! Стало быть, каждый тевтон, уходя в Валгаллу, забрал с собой и бросил в ад двоих русов с половиною. Если так же получится в главном сражении — быть Вельвену гроссмейстером.