Невыдуманные морские истории
Шрифт:
Мы же подходили в Риеку под моросящим дождем с порывами сильного северного ветра. Но и такая погода не портила настроение. Было ясно, что выгрузку не будут начинать, а посему можно отпроситься у капитана в город. Мы с третьим помощником отправились в город, и за нами увязался еще и боцман. После длительного пребывания в океане просто пройтись по берегу было уже радостью. Однако через пару часов, изрядно подмерзнув, кто-то предложил согреться. Возражений не было, и мы зашли в довольно дешевый бар. Заказывал третий помощник. Когда на высокой стойке бара появились три больших бокала золотистого югославского вина, выяснилось, что у Владимира день рождения. К этому моменту я уже осмотрел зал и пришел к выводу, что надо уносить ноги, и чем быстрее, тем лучше. Нас довольно нагло рассматривала припортовая шпана и местные алкаши. Уже на местном маркете
– По какому поводу сборище?
Владимир тихо промямлил:
– Да, вот… День рождения у меня.
Дверь так же неожиданно закрылась, но через минуту капитан зашел с бутылкой вина и молвил:
– Отдыхайте, отдыхайте, товарищи офицеры.
Вскоре Владимира потянуло на песни, а вот утром, когда третий помощник заступил на вахту и встретился с капитаном на мостике, последовал неожиданный вопрос:
– А что за шум у Вас был вчера в каюте?
Владимир несколько замялся, а потом искренне сказал:
– Пел я, Всеволод Владимирович.
– Какой ужас, так Вы еще и поете, – сказал капитан и удалился с мостика. Несмотря на погодные условия, югославы довольно быстро выгрузили наше судно, а под конец загрузили порожние железнодорожные контейнеры советского образца, закрепив их на верхней палубе. Адриатику мы проскочили быстро при сравнительно благоприятной погоде, а вот когда вышли в Ионическое море и направились к Греческому архипелагу, море просто сказилось. Ночью в районе Матапана меня выбросило из койки на палубу. Долго приходить в себя не пришлось. Телефонный звонок быстро вернул в реальность.
– Хватит дрыхнуть, немедленно на мостик! – взревел капитан.
– Ясно. Есть.
Произнес я это как можно уверенней, хотя только два часа назад сдал вахту. На мостике были все судоводители, и понеслось:
– Четвертому – мигом в гиропост. Третий – на прокладке. Второй и старпом с боцманом и плотником – по трюмам. Стармеху – в машину. Будем ходить безопасными галсами, пока не войдем в Эгейское море и не спрячемся за островами.
В дополнение ко всему волны порвали крепежные тросы, и контейнеры отправились в свободное плавание по палубе, создавая жуткую какофонию металлических звуков. Когда в предновогодние дни, уже в Одессе, мы открыли трюмы, то перед очами предстала печальная картина. Весь груз перемешался: орешки с чаем и лавровым листьями. Контейнеры выгружали на баржу плавкраном. Зима была уже в разгаре. Матрос-практикант, как сейчас помню, Славик Решетников, при отстроповке поскользнулся, упал на баржу и сломал позвоночник. С трудом мы перенесли его на причал, а затем погрузили в скорую помощь. На следующий день я сдал дела вернувшемуся из отпуска четвертому помощнику. Радости на его лице я опять не заметил. Перед уходом с судна я зашел к капитану попрощаться. После моего доклада о передаче дел он сообщил, что характеристику и представление на третьего помощника он направит в отдел кадров. И в заключение сказал:
– На любом другом судне пароходства Вам будет работаться легче.
Мне бы, дураку, промолчать, но я сгоряча ляпнул:
– Так точно.
Он внимательно посмотрел на меня, и сказал:
– Вы свободны.
Только в этот момент я обратил внимание, как сильно он сдал за эти дни. Передо мной был усталый старик, который продолжал тянуть тяжелую лямку труженика моря. Он умер спустя два года на капитанском мостике, при выходе судна из Ла-Манша в Северное море.
Уже сойдя по трапу на причал, я посмотрел на корпус судна, обшарпанный волнами двух океанов, и подумал, что когда-то наступит и у меня последний рейс.
Первый капитанский рейс
Самолет из Адлера приземлился в Одесском аэропорту около 11 часов. Уже в здании аэровокзала я обратил внимание на радио-объявление, в котором фигурировала моя фамилия. Приятный женский голос сообщал, что мне необходимо подойти к центральному входу в аэровокзал, где меня ожидают. Теоретически меня не должны были встречать, тем не менее, я направился к выходу и стал рассматривать более внимательно окружающих меня людей. Буквально через несколько минут ко мне подошел мужчина средних лет. Он, вероятно, точно знал, кого он должен встретить. Между прочим, я был одет по форме. Любезно поздоровавшись, незнакомец бросил лишь одну фразу: «Машина ждет Вас, товарищ капитан». Если честно, я просто обалдел от неожиданности, а в душе подумал, как же хорошо быть капитаном. Что и говорить, наивность молодости.
Все началось еще четыре месяца назад. Пройдя многомесячные собеседования с пристрастием, проверки знаний и согласований, мне, наконец, сообщили, что я утвержден капитаном, правда, с оговоркой о годичном испытательном сроке. По существующим тогда правилам через год при положительных результатах капитана приглашали в Москву, в Министерство морского флота в Службу безопасности мореплавания, на две недели для заключительной проверки знаний и собеседования с пристрастием. И это, несмотря на то, что уже было утверждение в должности на бюро обкома партии. Финальный аккорд визита в Москву заключался в представлении на коллегии Министерства морского флота в присутствии министра. При положительном исходе капитану вручалось удостоверение капитана дальнего плавания и нагрудный знак, которым по праву гордились все капитаны, пройдя тернистый путь от матроса до высшей должности на судне.
Вскоре после утверждения в должности на местном уровне меня пригласили в отдел кадров пароходства и весьма огорошили предложенной работой. Я отработал три года в должности старшего помощника и сошел с судна из самой большой (седьмой) группы, а здесь предлагалась должность капитана второй группы, да еще пассажирского судна. Старые моряки помнят эту группу судов пассажирского флота под неофициальным прозвищем «Ай-ай-ай». Дело в том, что названия у них были «Ай-Петри», «Ай-Юдаг», «Ай-Тадор», и особняком стоял «Сарыч». Так вот на этот «Сарыч» мне и предложили отправиться принимать дела. Бывалые кадровики сразу увидели мое замешательство и разочарование. Спустя лишь годы я убедился, как классно они, кадровики, умеют обрабатывать людей, когда им надо. Мне тут же доверительно сообщили, что капитан судна «Сарыч» попал в «щекотливую» ситуацию и его надо срочно заменить, а позже для меня подберут достойное судно, а пока нужно закончить ремонт на «Сарыче», который стоит у причала Второго судоремонтного завода в Одессе. Поверив на слово, не в самом хорошем настроении я направился на судно. Сейчас уже мало кто помнит или знает, что в те времена были разные визы для моряков, а именно: неограниченного плавания, короткая (лишь до Босфора, точнее в Румынию и Болгарию) и никакая, то есть каботаж. Говорят, у рыбаков Севера была еще так называемая нулевая, то есть ловить рыбку в Северной Атлантике, но без права захода в инпорты, то есть в «логово врага» – ни ногой.
Теплоход «Сарыч» был побольше прогулочного катера и плавал по Крымско-Кавказской линии, но чаще Одесса – Севастополь – Ялта и обратно. Экипаж судна во многом состоял из тех, кто зарабатывал характеристику на визу, или тех, кому эту визу временно прикрыли, но с пароходства еще не уволили в надежде на то, что перевоспитание пройдет успешно. Тем не менее, народ трудился и на таких судах в меру своих знаний и способностей. Усмирив свою гордыню, я действительно добросовестно старался выполнить свои обязанности.
После окончания ремонта и ходовых испытаний я прибыл в отдел кадров. Однако, видимо, слишком поздно о себе напомнил. На мой естественный вопрос о замене в кабинете повисла гробовая тишина. Затем мне популярно объяснили, что сегодня 29 апреля и, конечно, 1 мая меня никто не сменит. А дело в том, что 30 апреля уже с морвокзала на судно должны были прибыть первые пассажиры. Как я ни пытался разъяснить, что я не пассажирский капитан и не имею опыта работы с пассажирами, все разбивалось о наигранное недопонимание. Наконец начальник кадров пассфлота заверил меня, что замена скоро будет, а на мою информацию, что судно уходит на один месяц по Черному морю без заходов в Одессу, отреагировал как-то вяло. Правда, в конце беседы он бодро заявил: «Не волнуйтесь. Все под контролем». А вот я в этом очень засомневался.