Невыносимая шестерка Тристы
Шрифт:
Неизменный узел в моем животе сжимается все сильнее, и я пристально смотрю на нее. Прошу прощения?
— Потому что в твоем мире леди не говорят о таких вещах, — улыбка появляется в уголках ее рта, когда она медленно приближается и шепчет: — Ты просто идешь домой в слезах и делаешь с пульсирующей насадкой для душа то, что Бог не предназначил для милых маленьких южанок, верно?
Кровь стынет в венах, и я стискиваю зубы, тепло ее дыхания в дюйме от меня падает на мои губы, когда
— Попробуй сегодня вечером, — говорит она, смотря на мои губы. — Возможно, тебе понравится.
Она выхватывает у меня платье, а я втягиваю воздух, наблюдая, как она не упускает ни секунды, отступая с возвышения и покидая комнату.
Боже, ненавижу ее. Я наблюдаю, как она уходит, но из моего рта не вырывается никакого остроумного ответа. Она исчезает, а я продолжаю стоять и чувствовать себя глупо.
Пьяный кончит… Она серьезно? У меня даже нет съемной насадки для душа.
Я вновь поднимаю глаза к зеркалу; волнение, которое я хочу ощутить от бала, выпускного или чего-то грядущего, исчезает и превращается лишь в сильное сердцебиение, вызывающее у меня тошноту. И похоже, что она это знает. Словно понимает: что-то не так.
Лив Джэгер стала чертовой проблемой с момента нашей первой встречи, но иногда я даже не могу определить, что именно меня в ней так сильно раздражает. Она остается на своем месте, не так ли?
Но я люблю издеваться над ней. Люблю это как ничто другое.
Сорвав нижнее белье и отбросив его в сторону, я копаюсь в сумке в поисках валиума и достаю две таблетки. Запрокинув голову, кладу их в рот и, не запивая, проглатываю, прежде чем быстро одеться.
Я должна убраться отсюда.
Вытаскиваю из сумки серую толстовку с капюшоном, натягиваю ее, беру свои вещи и крадусь в холл. Моя мама стоит на тротуаре и все еще довольно активно разговаривает по телефону. Видимо, кто-то не хочет отказываться от идеи с блинницей.
Я иду к задней двери, выхожу в переулок и не вижу ни Лавинии, ни Лив, когда убегаю.
Достаю свою бутылку, допиваю остаток водки и выбрасываю ее в мусорный бак, когда прохожу мимо.
Я ненавижу ее. Бал будет особенным. Я повеселюсь. Потому что это я.
Удача на моей стороне.
Делаю вдох, наполняя свои легкие, надеваю капюшон и опускаю голову, пока иду по темным улицам. Выключаю телефон, чтобы мама не смогла отследить меня, и засовываю руки в карман.
Я перехожу через Бейнбридж-парк, замечаю парочку парней, слоняющихся у туалетов. Скейтбордист, продающий наркотики, кивает мне, и я киваю в ответ, проходя мимо него. Затем спускаюсь с холма на Эдвард-стрит.
Остановившись напротив большого дома кремового цвета, оформленного как коттедж, я оглядываюсь и вижу пустую тусклую улицу, освещенную только светом фонаря. Ни одной машины не проезжает мимо. Все уже дома.
Опустив капюшон, я обхожу здание и вижу, как горит свет в подвале, я присаживаюсь на корточки, распахиваю одно из окон и проскальзываю внутрь, прежде чем меня заметят.
Я спускаюсь, морозильники охлаждают комнату, по моим ногам пробегает озноб, а нос мгновенно щиплет от запаха чистящих жидкостей, которые здесь регулярно используются.
Потираю большим пальцем маленькую татуировку на внутренней стороне пальца, чувствуя, что выдыхаю впервые за день. Странно, как этот запах стал утешением. Благодаря фантастической вентиляции и дезодорантам промышленной мощности, я бы даже не поняла, что в холодильнике есть «разложение», если бы меня не было здесь, когда оно прибыло пару дней назад.
Я подхожу к столу в конце ряда, чувствуя, как сердце колотится в груди. Девушка лежит на столе, середина ее тела покрыта простыней, а след прокола от бальзамирования находится прямо под ожогом от трения веревки на ее шее. Я читала о ней сегодня в интернете. Просчитала, что к этому времени она должна быть здесь.
Ее мокрые рыжие волосы прилипли к голове, и я хватаюсь за край стола, касаясь ее пальцев. На ногтях сколотый розовый лак, напоминающий какой-то дешевый бренд, который можно купить в продуктовом магазине.
— Ты знала ее? — спрашивает меня кто-то.
Мне не нужно поворачиваться, чтобы узнать голос Сильвии Гейтс, владелицы Вайнд Хаус, единственного похоронного бюро в городе.
Я смотрю на шею девушки, представляя тот момент, когда она натянула веревку.
И что, скорее всего, подвело ее к этому.
— Она ходила в государственную школу, — стараюсь говорить твердо, — но я видела ее в городе.
Она почти моя ровесница, может, на год младше. Знала ли ее Лив?
Миссис Гейтс, одетая в чистый халат, подходит к другой сторона стола.
— Тебе не следует быть здесь, Клэй.
Она боится, что это станет для меня триггером и она должна будет объяснять моим родителям, почему позволяет мне пробираться сюда как минимум раз в неделю.
Да и пошло оно все. Совсем не хочется домой, поэтому… Я снимаю капюшон и завязываю волосы в хвост, готовлюсь к работе, делая глубокий вдох и выдох.
Придется поправить лак для ногтей. Я бы с удовольствием его поменяла, но, если он на ней, значит, ей так нравилось, поэтому, полагаю, надо уважать ее стиль. Уверена, в моей коллекции есть что-то столь же отвратительное с тех пор, когда мне стукнуло двенадцать.
Я закатываю рукава и приступаю к работе, чувствуя, как мое сердце снова успокаивается, когда я занята. Но мои мысли все еще крутятся вокруг нее. Что скажет Оливия Джэгер, если увидит меня сейчас?
Может, это будет единственный раз, когда она промолчит.