Невыносимый Босс

Летова Мария

Заезжаем в кафешку на Цветном Бульваре, где я беру себе суп и салат. И три хинкальки со сметаной. И три хлебушка.

Да, я очень голодная.

— А ты не будешь?.. — тихо интересуюсь, пока жду свой заказ.

— У меня через час встреча с клиентом в ресторане, — говорит он, разворачивая ко мне свой стул.

Широко разводит колени и упирается в них локтями, наблюдая за тем, как я медленно жую, глядя в свою тарелку. Забирается теплыми пальцами под мои волосы и массирует затылок. Прикрываю глаза от удовольствия.

— Давай-ка

я отвезу тебя домой? — спрашивает он. — Ты такая убитая. Чувствую себя маньяком.

— Кость, ну хватит, — прошу я, надувая губы. — У меня на этой неделе хронический недосып. Сегодня пятница, завтра отосплюсь.

Он поигрывает нижней челюстью, решая, стоит ли на меня надавить или оставить все как есть. Слава Богу, нас прерывает телефонный звонок.

Пока Князев разговаривает по телефону, думаю.

Вчера мне удалось вытянуть из этого кладезя сюрпризов интересующую меня информацию.

Это не самая позитивная история.

Мой Любимый Невыносимый Мужчина остался сиротой в возрасте тринадцати лет.

Это так расстроило и поразило меня, что я опять немного всплакнула.

Особенно от того, что он упорно переводит эту тему в плоскость далеких, овеянных легкой грустью воспоминаний. Ведь я уверена, что это был ужасный и тяжелейший период в его жизни.

Тринадцатилетнему мальчику на пороге переходного возраста вдруг потерять родителей…это…это просто трагедия.

Князев сказал, что если я не прекращу реветь, он больше рта не раскроет.

Мне даже страшно представить, каких трудов стоило ему выработать свои собственные жизненные установки, чтобы справиться с той ситуацией.

Отец Кости был известным в Москве хирургом. Мать тоже была врачом. У них вообще вся семья из ученой среды. Когда родители погибли, моя сиротка перебралась к тете, младшей сестре отца, которая растила его вместе со своим собственным сыном Славиком. Как Костя и сказал, Славик с матерью сейчас живут в Америке. Перебрались в нулевые. Князев не поехал с ними, так как заканчивал институт, а потом пошел в армию.

От родителей он унаследовал квартиру и дачу. Дачу продал сразу, как только смог, потому что с ней было связано много болезненный воспоминаний. Деньги мой прогматик вложил в дело своих друзей из универа, с чего, кстати, до сих пор получает неплохой доход.

А еще, он был женат.

На своей сокурснице. Они поженились сразу после армии. Прожили вместе три года, потом разбежались.

Это вызвало в моей душе ревность и недовольство. Он ее любил? Им было хорошо вместе?

В любом случае, сейчас рядом с ним не она, а я.

Мне трудно представить Костю двадцатитрехлетним. Каким он был? Таким же серьезным? Думаю, да. Возможно, у него не было вот этих морщинок в уголках глаз. Теперь он взрослый мужчина. Он в расцвете своих лет. Он знает, чего он хочет и куда он идет.

Кажется, он хочет меня, даже несмотря на то, что у него неограниченный выбор. Он хочет меня, а я хочу быть его.

Прихожу к выводу, что спать в одной постели без этого бурдюка будет невыносимо. Чувствовать его тело рядом, расслабленное, теплое и такое надежное…в почти тридцать лет разбрасываться такими чудесными ночами кощунственно.

Принимаю решение вернуться на Кутузовский сегодня же.

Костя подвозит меня к офису и тянет к себе за полы расстегнутой куртки. Целует кончик моего носа, накрывает мои губы своими. Целует их очень осторожно, будто пробует на вкус. Все от того, что они у меня порядком искусанные и раздраженные. Опять же, последствие сумасшедшей ночи.

Соединяет наши лбы и тихо говорит:

— Ты такая тихая что мне, блин, страшно…

Обессиленно хихикаю и бурчу:

— Я удивлена, что ты такой бодрый…

Он заглядывает мне в глаза и объясняет, как ребенку, поправляя мои волосы:

— Я сейчас уеду, если захочешь поехать домой, позвони мне, и я приеду за тобой. Поняла?

— Угу.

— Я буду здесь не далеко, так что приеду быстро. Поняла?

— Поняла, — фыркаю я.

— Ладно, — вздыхает Костя и отстраняется. — Иди.

Качаю головой и улыбаюсь. Надо же, какой командир. Машу ему ручкой и выхожу из машины.

К десяти утра я четко понимаю, что погорячилась.

Я просто залипаю.

Пока на короткие промежутки времени, но если положить голову на стол, я тут же усну. Решаю уехать домой после обеда. Отработаю эти часы потом. Пару раз задержусь после шести, вот и все.

Хочу написать Косте, но вижу сообщение от него:

КХ: «Уехал в Домодедово. Ты как?».

Я: «Возьму такси. Залипаю.».

КХ: «Ок. Вечером у тебя. Целую, моя Крикунья.».

Хихикаю и откладываю телефон. Крикунья.

Да уж…

Он не преувеличил. Я, и правда, пару раз переходила на ультразвук. Но только пару раз. Просто он творил с моим телом такие вещи. Блин. Мне даже страшновато теперь. Это не опасно для здоровья? Меня так колбасило, что я немного испугалась.

Пытаюсь сосредоточиться на работе. Я практически закончила свою последнюю упаковку, но сдам ее в понедельник. Может, за выходные еще что-нибудь надумаю. Если не просплю все два дня конечно.

В час дня вызываю такси и ухожу, попрощавшись с коллегами.

Велю таксисту отвезти меня на Кутузовский. В машине держу веки пальцами, чтобы не уснуть.

Войдя в квартиру, с удовольствием вдыхаю запах. Она пахнет также, как и ее хозяин. Свежо и терпко, как сигары. Закрываю дверь на ключ, чтобы Костя мог беспрепятственно войти, когда вернется. Плетусь в гардеробную и снимаю ботинки, стразу ставлю их на сушилку. Куртку вешаю на вешалку и достаю из сумки телефон.