Невыносимый Логан
Шрифт:
Хорошо, пусть он писаный красавец. Но красивый – одно, а обаятельный – совсем другое!
Однако Логану Каллахану, черт бы его побрал, удается совмещать красоту с обаянием.
Он из тех людей, что словно светятся изнутри. Таким нет нужды привлекать к себе внимание: достаточно сверкнуть улыбкой – и глупые мотыльки сами ринутся на огонь. Такие, как он, редко с чем-то соглашаются, но спорить ухитряются так, что каждое их возражение звучит, как комплимент, каждый выпад – как признание в любви, так что, в конце концов, окончательно теряешь голову и забываешь, что вообще-то
Эшли умела справляться с капризными медиками. Умела несколькими словами успокаивать разбушевавшихся пациентов. Умела поддерживать мир и покой в учреждении, где работали двадцать женщин с двадцатью разными характерами, а это, можете поверить, совсем нелегко.
Но когда Логан Каллахан ей улыбался (как прошлым вечером на прощание), когда вздергивал темную шелковистую бровь (тоже, как прошлым вечером), язык у Эшли превращался во рту в бесформенный комок жвачки и, как она его ни понукала, не мог выговорить ничего сложнее «Пока, завтра увидимся».
Он проводил ее до машины, но так и не поцеловал. И теперь Эшли сама не знала, радоваться ей или злиться, что он оказался таким джентльменом. Одно, она знала точно: ей страшно хотелось схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть!
Иными словами, бессонная ночь так и не помогла Эшли разобраться в своих чувствах к Логану Каллахану. Чувствах, которые, строго говоря, даже противоречивыми назвать нельзя. Ибо, когда при одном взгляде красавца мужчины сердце у тебя замирает, а в животе начинает бить крыльями сотня крошечных бабочек, какая уж тут противоречивость! Все однозначно.
Завернувшись в огромное банное полотенце, Эшли вышла из душа и побрела к гардеробу. Здесь на вешалках красовались с полдюжины тщательно отглаженных белых брюк, в каких она обычно ходила на работу. Эшли перевела взгляд за окно, где хлестали по стеклу дождевые струи. Ну, уж нет! Только не сегодня! Деловой и стильный вид – это, конечно, важно... но не настолько.
Забыть белые брюки в сушилке – одно дело; но отказаться от привычной одежды только потому, что после работы собираешься куда-то с кем-то идти... Да будь он проклят, этот Логан Каллахан!
– Замечательно, Эшли, – сказала она себе вслух. – Проклинаешь его за то, что он предложил тебе взглянуть вместе на Дом Сэндлера. Посылаешь к чертям за то, что он обратил на тебя внимание и согласился выслушать. Интересно, в том, что дождь идет, тоже Логан виноват?
Поморщившись, она принялась натягивать джинсы.
– А когда люди услышат, что ты болтаешь сама с собой, и отправят тебя в уютный домик с войлоком на стенах и решетками на окнах, ты и в этом обвинишь Логана!
Зазвонил телефон, и Эшли мысленно поблагодарила судьбу за то, что избавлена от необходимости говорить сама с собой. Теперь ей придется вести беседу с мамой, или с Мэри, или с обеими сразу – в последнее время миссис Доусон полюбила «телефонные конференции».
– Конференция с мамой и сестренкой... о боже мой! Нашла, за что благодарить судьбу, Доусон! – проворчала она и, взяв трубку, нажала кнопку «Разговор». – Доброе утро. Вы позвонили прямиком в ад, страдающая душа у телефона. Чем могу служить?
– Хорошее начало, – раздался в трубке голос матери. Эшли вмиг ощутила себя трехлетней шалуньей, застигнутой на месте преступления. – Что, не с той ноги встала? Или твердо решила довести свою бедную старую мамочку до сердечного приступа?
Эшли рухнула на диван.
– Привет, мам. Я просто подумала, может, это Мэри.
– Значит, решила ребенка напугать до полусмерти? Очень мило. Ну, рассказывай. Как все прошло?
– Чудно, мамочка. Правда, два раза пришлось вызывать полицию, и ночь я провела в участке, а так все замечательно.
– Где-где провела ночь?! Эшли, перестань паясничать!
– А ты, мамочка, чего ожидала? Вчера, услыхав, что я иду на свидание, ты чуть с ума не сошла от ужаса. Подумать только – ужин! С посторонним мужчиной! Да он же наверняка маньяк! Страшный серый волк, только и ждет, как бы сожрать, твою маленькую глупенькую дочку!
– Ты права, и я позвонила, чтобы извиниться за свое вчерашнее поведение, – сухо ответила Линдсей Доусон. – Хотя теперь думаю: может, и не стоило?
Прижав трубку к уху плечом, Эшли направилась к гардеробу и принялась искать на нижней полке походные ботинки. Их она собиралась взять с собой: чтобы шлепать по раскисшей грязи, лучше обуви не найдешь.
– Ладно, рассказываю. Я ужинала с Логаном Каллаханом из «Каллахан и сын» – той самой строительной фирмы, компании или не знаю чего еще, что на будущей неделе собирается сносить Дом Сэндлера. Согласилась с ним поужинать, чтобы спросить в лицо, как у него на это совести хватает.
– Ты ему нагрубила?!
– Да нет, мамочка, мы вообще не ссорились. Он даже пригласил меня осмотреть Дом Сэндлера вместе – сегодня в обеденный перерыв. Надеюсь, увидев его своими глазами, он поймет, что этот дом не заслуживает такой участи!
– А он на что надеется?
Эшли задумчиво поджала губы.
– Хороший вопрос, мам. Не знаю, что ему нужно. Но буду держать тебя в курсе. Ты всегда даешь хорошие советы – ведь ты у меня самая мудрая мама на свете!
– Да нет, дочка, просто жизненного опыта у меня на двадцать с лишним лет больше, чем у тебя. – Линдсей Доусон рассмеялась звонким, чистым смехом, и Эшли невольно улыбнулась в ответ. – А теперь будь хорошей девочкой и беги на работу. Да и мне пора – сегодня с утра нам привезут новый товар, я должна к восьми быть в магазине и открыть дверь. Да, вот-вот к тебе заглянет Мэри – не удивляйся. Это она мою просьбу выполняет, бедная девочка. Пока, Эшли!
И действительно, в тот же миг в дверь позвонили. Эшли открыла: на пороге стояла ее сестра. С ее ярко-розового дождевика ручьями текла вода.
– Привет, – заговорила Мэри, вешая дождевик на старомодную деревянную вешалку, которую Эшли, влюбившись в нее с первого взгляда, купила по дешевке в комиссионном магазине. – Еще не завтракала? Я принесла пончики. Ты какие больше любишь, простые или с кремом?.. Какая жалость! Я тоже люблю с кремом! Давай пополам!
Эшли провела сестру на кухню, где – спасибо суперсовременной кофеварке со встроенным таймером – их уже дожидался горячий кофе.