Невыученные уроки (Рассказы)
Шрифт:
Зато Женька Москвичев ненавидел баскетбол всей душой. Мало того что он никогда не мог попасть в корзину, еще хуже обстояло дело с передачей мяча. Однажды он попробовал принять пас и до сих пор вспоминал об этом с содроганием. Ему показалось, что его живот протаранил не мяч, а пушечное ядро. С того раза Женька благоразумно пытался увернуться от подачи. Сначала это вызывало негодование команды, но потом все привыкли и просто просили незадачливого игрока не путаться под ногами. Это сильно унижало Женькино достоинство, но он рассудил, что здоровье дороже.
Вместо баскетбола Женька предложил записаться в клуб любителей литературы, к тому же занятия у них должен был вести настоящий поэт. При одном упоминании о стихах Леху охватила смертная тоска. Он твердо заявил, что ему и уроков литературы хватает с лихвой, чтобы еще портить себе свободное время.
Друзья зашли в тупик, и в этот момент к ним обратилась Лена Синицына. Она всегда была активисткой, что называется в каждой бочке затычка. На этот раз ее назначили ответственной за хор, ведь она ходила в музыкальную школу.
— Мальчики, давайте я запишу вас на хор, — предложила она.
— Куда?! Леха, ты слышал? Она нас на хор запишет! — презрительно фыркнул Женька.
— Не понимаю, что тут такого? — передернула плечами Синицына.
— Да это же полный отстой, даже хуже танцев! — скривился Женька.
В это время в разговор встрял Петухов:
— Лен, кого ты уговариваешь? Куда Москвичеву петь. С его голосом только сидеть в туалете и кричать: «Занято!»
— Вот я тебе покажу «занято»! Да я лучше твоего пою. Меня знаешь куда приглашали? — немедленно взъерепенился Женька.
— Знаю. В хор голодных из оперы «Отдай мою горбушку», — съязвил Петухов.
Ленка прыснула со смеху.
Обычно Женька не лез за словом в карман, но остроумие изменило ему. Не найдя иных доводов, он выпалил:
— Если ты такой умный, то сам и записывайся!
— Между прочим, Юра уже записался, — вместо Петухова ответила Синицына.
У Женьки от удивления уши чуть не свернулись в трубочку. Ну и дела! Он уже давно замечал, что Петух подкатывался к Синицыной, но не брал его в расчет. У того ведь в голове всего две мысли: у кого списать и как бы не спросили. Немудрено, что Ленка смотрела на него как на пустое место. С каких это пор он стал для нее не Петух и даже не Петухов, а Юра?
Не успел Женька осознать, что у него появился еще один соперник, как Петухов добавил:
— Понял? Так что отвали. Меньше народу — больше кислороду.
«Значит, я отвали, а он будет Синицыну кадрить?!» — мысленно возмутился Женька и тотчас воспылал желанием тоже петь в хоре.
— Пиши нас с Лехой, — велел он, обращаясь к Синицыной.
Услышав такое, Леха аж поперхнулся. Ради друга он готов был в огонь и в воду, но ходить на хор было чересчур жестоким испытанием даже для крепкой мужской дружбы.
— Меня не надо. Я петь вообще не умею! — бурно запротестовал он.
— Ничего, будешь создавать массовость, — заявила Синицына.
Но Леха впервые в жизни твердо стоял на своем.
— Жень, не обижайся, но я лучше на баскетбол, — сказал он.
Так Женька и Леха оказались в разных кружках.
На первом же занятии хора Женька понял, что, записавшись на хор, он явно погорячился. Синицына не стоила того, чтобы ради нее целый час горланить про «Крылатые качели». Но это были еще цветочки. Дальше они стали разучивать песню про ежика с дырочкой в правом боку. Женька просто ушам своим не поверил. Им бы еще «Репку» почитали. Может быть, в хит-параде детей ясельного возраста ежик и стоял в первой десятке, но они явно выросли из ползунков, колобков и подобных хитов.
Протосковав положенное время и вырвавшись на свободу, Женька решил, что любовь любовью, а на хор он больше не ходок.
Но в следующий вторник после уроков к нему подкатила Синицына.
— Ты не забыл, что сейчас хор? — вкрадчиво спросила она.
— В гробу я видал твой хор. Больше мне делать нечего! — бодро отрезал Женька.
— Жаль, а то после занятий вместе бы прогулялись… — вздохнула Ленка.
Это было что-то новенькое. До этого Женька несколько раз порывался проводить ее до дома, но каждый раз получал от ворот поворот. С какой это радости она так раздобрилась?
— Чего это вдруг? — недоверчиво спросил Женька.
— Тебе что, по слогам объяснять? Но если не хочешь, так и скажи! — оскорбилась Синицына.
Она повернулась и пошла прочь. Женька засеменил за ней.
— Лен, ты чего? Обиделась, что ли? Подожди. Я согласен. Просто как-то не ожидал.
Пока оправдывался, он и не заметил, как они дошли до актового зала. Второе занятие хора протекало еще мучительнее, чем первое. Крылатые качели уже сидели в печенках, не говоря уж о дырявом ежике-свистуне. Только обещанное свидание поддерживало в Женьке силы дотерпеть эту муку до конца.
Мысли его были далеки от пения. В мечтах он неспешно бродил с Синицыной по скверу, поражая ее своей эрудицией. А она слушала его и восхищалась. А после они долго и нежно прощались возле ее подъезда.
Однако оказалось, что жизнь сильно отличается от фантазии. Как только занятие закончилось, они чуть ли не спринтерским шагом добежали до дома Синицыной, возле подъезда она коротко бросила: «Ну ладно, пока», — и скрылась за дверью. Женька почувствовал себя обманутым.
В следующий вторник он решил не поддаваться на ее уловки и уже собрался сбежать с ненавистного хора, как вдруг увидел, что коварная изменница прошествовала в актовый зал под ручку с Петуховым. Загипнотизированный этим неприятным зрелищем, Женька невольно двинулся за ними и опомнился только тогда, когда оказался в зале. Бежать было поздно. Ловушка захлопнулась. Предстоял новый час пыток. К концу занятия Женька так озверел от скуки, что был готов собственноручно заткнуть садисту-ежику дырочку в правом боку, чтоб тот не свистел.
Целую неделю Женька, испытывая муки ревности, следил за соперником, но Синицына не проявляла к Петухову даже намеков на симпатию.
Успокоившись на этот счет, Москвичев решил окончательно и бесповоротно бросить хор. Во вторник он как ни в чем не бывало направился домой, но не тут-то было. Оказалось, что он был не одинок в своем решении, поэтому на лестнице стояла завуч и отправляла всех беглецов в актовый зал.
— Это почему? Запись была добровольная, — воспротивился Женька.
— Добровольно записался — теперь добровольно будешь ходить до конца года, а то много вас тут домой собралось. Если каждый уйдет, в хоре петь будет некому! — заявила завуч, явно попирая Женькину свободу.