Next
Шрифт:
— Тебя никто никуда не заманил бы, если бы ты не пристрастился к наркотикам, — парировал Джош.
— Да пошел ты! Нечего читать мне нотации! Джош ничего не ответил. После всех этих лет он знал,
что его слова, что бы он ни говорил, ничего не изменят. Они долго ехали в молчании. Наконец Адам снова заговорил:
— Я действительно очень сожалею.
— Ни хрена ты не сожалеешь!
— Да, ты прав, — проговорил Адам. — Ты целиком и полностью прав. — Адам повесил голову на грудь и театрально вздохнул. — Я снова вляпался в дерьмо.
Кающийся Адам!
Джош
На приборной панели вспыхнул оранжевый огонек. Бензин в машине был на исходе. Впереди очень кстати замаячила бензоколонка.
— Мне нужно заправиться.
— Отлично! А мне как раз нужно отлить!
— Ты останешься в машине.
— Но мне и вправду нужно в сортир!
— Сиди, где сидишь, черт побери! — Джош остановился у колонки и вышел из машины, а затем наклонился к окну и сказал: — Никуда не выходи! Сиди так, чтобы я тебе все время видел!
— А вдруг я обоссусь в твоей машине?
— Не советую!
— Но…
— Заткнись, Адам!
Джош сунул кредитную карточку в прорезь колонки и стал заливать топливо в бензобак. Он посмотрел на брата сквозь заднее стекло, а потом снова перевел взгляд на быстро меняющиеся цифры — галлоны и доллары. Как дорог нынче стал бензин! Надо было покупать более экономичный автомобиль.
Закончив заправляться, он сел в машину и взглянул на Адама. У его брата было какое-то странное выражение лица, а в машине ощущался необычный запах.
— Адам!
— Ну?
— Что ты сделал?
— Ничего.
Джош завел двигатель и снова принюхался. Запах казался ему знакомым. И тут его внимание привлек какой-то тусклый блеск. Он опустил глаза и увидел серебристый цилиндр, лежащий на полу между ног его брата. Джош протянул руку, поднял цилиндр, и тот показался ему непривычно легким.
— Адам…
— Я ничего не делал!
Джош встряхнул цилиндр. Тот был пуст.
— Я думал, это освежитель дыхания или что-то в этом роде! — принялся оправдываться брат.
— Ты кретин, Адам!
— Почему? Я же ничего…
— Это препарат для крыс, Адам. Ты только что вдохнул вирус, предназначенный для крыс.
Адам дернулся, словно укушенный, и обмяк на сиденье машины.
— Что же теперь будет?
— Ничего хорошего.
* * *
К тому времени, когда они доехали до дома матери в Беверли-Хиллз, Джош успел обдумать случившееся и пришел к выводу, что Адаму ничего не угрожает. Хотя этот ретровирус мог заразить не только грызуна, но и человека, доза была рассчитана на существо весом в восемьсот граммов, а его брат весил раз в сто больше. Поэтому риск воздействия препарата на его генетическую систему был ничтожный.
— Так со мной ничего не случится? — спросил Адам. — Нет.
— Ты уверен?
— Да.
— Извини меня за это, — сказал Адам. — И еще раз спасибо за то, что забрал меня. До свидания.
— Я подожду, пока ты войдешь в дом, — ответил Джош.
Он смотрел, как брат прошел по подъездной дорожке и постучал в дверь. Открыла мать. Адам вошел внутрь, и мать закрыла дверь. На Джоша она даже не взглянула.
Он завел двигатель и уехал.
ГЛАВА 007
В полдень Алекс Барнет вышла из своего кабинета в юридической фирме «Сенчури сити» и отправилась домой. Идти ей было недалеко, — она и ее восьмилетний сын Джем и занимали квартиру в доме на Роксбери-парк. Джеми простудился и не пошел в школу, и по просьбе Алекс за ним сейчас присматривал ее отец.
Отца она нашла на кухне, где он готовил макароны с сыром. Когда Джеми болел, это было единственное блюдо, которое мальчик ел.
— Как он? — спросила Алекс.
— Температура спала, но сопли все еще текут и кашель не проходит.
— Он проголодался?
— Только что. Сказал, что хочет макароны.
— Это хороший знак, — сказала она. — Помочь тебе?
— Да нет, — помотал головой отец, — я уже почти закончил. Тебе не следовало возвращаться домой.
— Я знаю. Папа, судья объявил свое решение.
— Когда?
— Сегодня утром.
— И что?
— Мы проиграли.
Отец продолжал мешать макароны.
— Мы проиграли вчистую?
— Да, — ответила она, — мы проиграли дело по всем пунктам. Тебе отказано в праве на твои собственные ткани. Они признаны «биологическими отходами», которыми университет с твоего согласия мог распоряжаться по собственному усмотрению. Суд заявил, что с того момента, как эти ткани покинули твое тело, ты утратил на них все права, и университет мог делать с ними что угодно.
— Но они снова вызвали меня…
— По словам судьи, разумный человек сразу понял бы, что ткани отбираются для коммерческого использования. Поэтому, дескать, твое молчание было истолковано как согласие.
— Но ведь они сказали мне, что я болен!
— Все наши аргументы были отвергнуты, папа.
— Они лгали мне!
— Я знаю, но, по мнению судьи, поощрение медицинских исследований является составной частью прогрессивной социальной политики. Если признать сейчас твои права, это якобы окажет парализующий эффект на прогресс медицинской науки. Судья объясняет свое решение заботой об общественном благе.
— Да при чем тут общественное благо! — вспылил отец. — Я был на волосок от того, чтобы стать богачом. Подумать только, три миллиарда долларов!
— Университетам нужны деньги, папа, а судья, в сущности, поступил так же, как поступали все судьи Калифорнии на протяжении последней четверти века, с тех пор, как в 1987 году было принято решение по делу Мура. Я тебе рассказывала: тогда, как и в твоем случае, суд постановил, что его ткани являлись «биологическими отходами», на которые он не имел никаких прав. И это решение рассматривалось в качестве прецедента на протяжении более чем двух последних десятилетий.