Нейромант (сборник)

Гибсон Уильям

– Армитидж мертв.

– Вернее сказать, он никогда и не существовал, так что я не очень потрясен.

– Его убил Уинтермьют. Выкинул в космос.

Ривьера кивнул, переводя взгляд миндалевидных серых глаз с Кейса на Мэлкома и обратно.

– Думаю, это конец, для вас обоих.

– Где Молли?

Ниндзя ослабил тетиву, опустил лук, затем подошел к валяющемуся на полу «ремингтону» и поднял его.

– Весьма неутонченно, – заметил он как бы самому себе.

Голос звучал приятно – и абсолютно бесстрастно. Каждое движение Хидэо было частью танца – танца, не прерывавшегося

даже в те мгновения, когда тело его застывало неподвижно, отдыхало. В ниндзя чувствовалась мощь туго сжатой стальной пружины и одновременно открытая, бесхитростная простота, даже смирение.

– Какая разница? – пожал плечами Ривьера. – Ей тоже конец.

– А вдруг этого не захочет три-Джейн? – спросил Кейс неожиданно для самого себя.

Двойная доза стимулянта не прошла даром, им овладевало дикое, знакомое по Ночному Городу бешенство. Он не раз замечал, что, находясь на крутом взводе, способен действовать на автомате, говорить, даже не успев подумать.

Серые глаза опасно сузились.

– Почему, Кейс? Почему ты так думаешь?

Кейс улыбнулся. Ривьера не знает о симстим-передатчике – попросту не заметил его, торопясь найти наркотики. Но как мог пропустить такую вещь Хидэо? Кейс не сомневался, что ниндзя ни за что бы не позволил 3-Джейн ухаживать за Молли, не обыскав сперва пленницу на предмет оружия. Так что Хидэо знает о передатчике. А значит, знает о нем и 3-Джейн.

– Объясни мне, пожалуйста, – проворковал Ривьера, поднимая ствол игольника.

За его спиной что-то скрипнуло, затем снова. Из темноты появилась 3-Джейн, катившая Молли на редчайшем музейном экспонате – причудливо орнаментированном викторианском инвалидном кресле; высокие, с тонкими спицами допотопные колеса беспрестанно скрипели. Молли была закутана в полосатое, красное с черным, одеяло, над ее головой возвышалась узкая плетеная спинка. Выглядела Молли неважно – очень маленькой и совсем сломленной. Голова бессильно болтается, разбитое зеркало прикрыто круглой, ослепительно-белой заплатой, второе поблескивает, но как-то тускло, бессмысленно.

– Знакомое лицо, – протянула 3-Джейн. – Я видела тебя на представлении Питера. А это кто?

– Мэлком, – сказал Кейс.

– Хидэо, удали стрелу и перевяжи мистеру Малкольму рану.

Кейс не мог оторвать глаз от Молли, от ее мертвенно-бледного лица.

Положив лук и обрез подальше, ниндзя вынул что-то из кармана и подошел к Мэлкому. Мощные кусачки.

– Придется перекусить древко, – пояснил он. – Слишком близко к артерии.

Мэлком кивнул. Его посеревшее лицо блестело от пота.

Кейс посмотрел на 3-Джейн.

– Времени совсем в обрез, – сказал он.

– У кого?

– У нас у всех.

Раздался щелчок – Хидэо перекусил металлическое древко стрелы. Мэлком глухо застонал.

– Слушай, – горячо начал Ривьера, – ну какая тебе, спрашивается, радость слушать, как выворачивается этот прогоревший мошенник, наблюдать его последнюю отчаянную попытку тебя кинуть? Зрелище будет, уверяю, самое тошнотворное. В конце концов он бухнется на колени, готовый продать родную мамашу, предложит тебе свои крайне неквалифицированные сексуальные услуги…

– А

что бы делала я на его месте? – весело расхохоталась 3-Джейн.

– Сегодня призраки поцапаются, и всерьез, – сказал Кейс. – Уинтермьют поднимается против этого второго, Нейроманта. Он принял окончательное решение. Ты это знаешь?

– Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее, – подняла брови 3-Джейн. – Питер тоже болтал о чем-то в этом роде.

– Я встретился с Нейромантом. Он вспоминал твою мать. Думаю, он – нечто вроде огромной памяти для записи личностей, только с постоянным прямым доступом. Конструкты думают, что они и вправду там, по-настоящему, но все события для них повторяются и повторяются, движутся по вечному кругу.

3-Джейн оставила кресло-каталку и подошла поближе:

– Где это – там? Опиши мне это место, этот конструкт.

– Пляж. Серый, как нечищеное серебро, песок. И такая бетонная штука вроде бункера… – Кейс помедлил, вспоминая. – В общем, ничего особенного. Только старый полуразрушенный бункер. А если долго идти в одном направлении, то снова придешь туда, откуда вышел.

– Понятно, – кивнула 3-Джейн. – Марокко. В юности, задолго до замужества, Мари-Франс провела на этом пляже целое лето, одна, в заброшенном блокгаузе. Там-то она и сформировала основы своей философии.

Хидэо выпрямился и сунул кусачки в карман. В руках он держал обломки стрелы. Мэлком сидел с закрытыми глазами, крепко вцепившись в пробитый бицепс.

– Сейчас я перебинтую, – сказал Хидэо.

Кейс бросился на пол, не дав Ривьере времени толком прицелиться. Сверхзвуковыми комарами взвизгнули над ухом иглы. Перекатываясь по полу, Кейс увидел, как Хидэо исполнил очередное па своего танца; передняя, с бритвенными наконечниками, половинка стрелы развернулась в его ладони, легла вдоль напряженно выпрямленных пальцев. Молниеносное движение руки, и стрела ударила в тыльную сторону кисти Ривьеры; игольник отлетел на метр в сторону.

Ривьера завизжал. Но не от боли. Это был вопль ярости, настолько чистой, всепоглощающей, что в ней не оставалось ничего человеческого.

И тут же из его груди ударили две тонкие ослепительно-яркие иглы рубиново-красного света.

Ниндзя хрипло выдохнул, отшатнулся, закрыв глаза руками, и замер.

– Питер, – негромко сказала 3-Джейн, – ты хоть понимаешь, что сделал?

– Он ослепил твоего клонированного защитника, – устало констатировала Молли.

Хидэо медленно отнял от лица ладони. Застыв от ужаса, Кейс смотрел, как невидящие глаза источают клочья не то пара, не то дыма…

Ривьера весело улыбнулся.

Хидэо повторил прежние движения своего танца, но теперь в обратном порядке. Когда он остановился прямо над луком, стрелой и обрезом, улыбка Ривьеры померкла. Хидэо нагнулся – поклонился, как показалось Кейсу, – и подобрал лук со стрелой.

– Ты же слепой! – отшатнулся Ривьера.

– Питер, – покачала головой 3-Джейн, – разве ты не знал, что темнота ему не помешает? Дзен. Он прошел дзен-подготовку.

Ниндзя наложил стрелу на тетиву.

– Как ты думаешь, помогут тебе твои голограммы? – спросил он.