Нейромант
Шрифт:
Кейс нерешительно подошел.
– Вот и прекрасно, – сказал Финн, хватая его за локоть.
Облачко пыли, запах лежалой шерсти, а потом сразу – невесомость, цилиндрический коридор из рифленого лунного бетона, освещенный через каждые два метра белыми неоновыми кольцами.
– Мамочки, – пробормотал Кейс.
– Это центральный вход, – пояснил Финн; сейчас его пиджак выглядел особенно нелепо. – В реальности на месте моей мастерской находятся главные ворота, они наверху, у самой оси Фрисайда. Подробностей будет мало, потому что у тебя нет воспоминаний. За исключением этого коридора, который ты видел при помощи Молли…
Кейс старался лететь прямо, но его стало закручивать по пологой спирали.
– Держись, – подбодрил Финн, – я сделаю быструю перемотку.
Стены расплылись. Появилось головокружительное ощущение стремительного полета, мелькали цвета, Кейс и Финн огибали углы и неслись по узким коридорам. Судя по всему, в одном месте они прошли сквозь мощную, в несколько метров толщиной, стену – мгновенная вспышка кромешной мглы.
– Здесь, – объявил Финн. – Прибыли.
Они плавали в центре квадратной комнаты. Стены и потолок облицованы темным деревом. Кристаллически поблескивает квадратный ковер; выполненный синей и алой шерстью орнамент повторяет структуру какой-то микросхемы. В самом центре комнаты – квадратный пьедестал из молочно-белого стекла, точно выравненный по сторонам ковра, а на нем…
– Вилла «Блуждающий огонек», – мелодично заговорила голова, – это прихотливый каприз, тело, проросшее внутрь самого себя, готический замок. Каждое помещение этой виллы – тайный склеп, каждый коридор – тайный ход. Бесконечный ряд комнат и залов, соединенных переходами и лестницами, змеящимися подобно исполинскому кишечнику, крутые повороты, в которых бессильно запутывается взгляд, расписные перегородки и ширмы, пустые альковы…
– Сочинение три-Джейн, – сказал Финн, вытаскивая свои «Партагас». – Девица написала его в двенадцатилетнем возрасте. Когда изучала семиотику.
– Архитекторы Фрисайда приложили максимум стараний, скрывая тот факт, что интерьер веретена организован с пошлой точностью меблировки гостиничного номера. В «Блуждающем огоньке» же внутренние поверхности веретена покрыты фантастическими зарослями структур, формы текут, переплетаются и сливаются, сходясь к незыблемому микроэлектронному ядру, корпоративному сердцу нашего клана, кремниевому цилиндру, пронизанному узкими – иногда не толще человеческой руки – эксплуатационными каналами. В этих каналах живут блестящие крабы – миниатюрные роботы, ежесекундно готовые исправить случайную неполадку, встать на пути преднамеренного вредительства.
– Ты ее видел в ресторане, – напомнил Финн.
– По меркам архипелага, – продолжила голова, – мы старая семья, и причудливость архитектуры нашего дома отражает наш возраст. Но она отражает и нечто другое. Семиотика виллы выдает стремление внутрь и отрицание сияющей бездны, пребывающей – если небытие может пребывать – где-то там, за оболочкой веретена… Тессье и Эшпул поднялись по гравитационному колодцу – и возненавидели космос. Они построили Фрисайд, чтобы выкачивать деньги из новых островов, стали богатыми и эксцентричными и начали строить продолжение своего тела, «Блуждающий огонек». Мы спрятались за своими деньгами и стали расти внутрь, создавая собственную, непроницаемую извне, вселенную… На вилле «Блуждающий огонек» нет неба – ни искусственного, ни какого-либо еще… В кремниевом ядре виллы есть небольшая комната, единственное на весь комплекс помещение с прямыми углами. Здесь, на простом стеклянном пьедестале, установлен расписной – перегородчатая эмаль по платине – бюст, инкрустированный ляпис-лазурью и жемчугом. Сверкающие шарики его глаз вырезаны из искусственного рубина – одного из иллюминаторов того самого корабля, который вывел в космос первого Тессье, а затем вернулся за первой Эшпул… – Голова замолчала.
– Ну и?.. – спросил Кейс, почти ожидая, что голова ответит.
– Конец, – сказал Финн. – Точнее говоря, она не закончила сочинение. Маленькая была, непоседливая. А эта хреновина – нечто вроде ритуального терминала. Мне нужно, чтобы Молли сказала здесь в нужный момент нужное слово. Тут-то и вся закавыка. Если голова не услышит волшебного слова, тогда один хрен, как далеко вы с Флэтлайном заведете китайский вирус.
– И какое же это слово?
– Не знаю. Можно сказать, что моя сущность тем и определена, что я не знаю потому, что я не могу знать. Аз есмь тот, иже не ведает слова. И даже если бы ты его знал и сказал мне, я бы не смог узнать. Это предохранитель, встроенный в мою постоянную память. Кто-то посторонний должен узнать это слово и произнести его перед головой в тот момент, когда вы с Флэтлайном проломитесь сквозь лед и войдете в ядро системы.
– И что потом?
– Потом я перестану быть. Исчезну.
– Для такой радости можно и постараться, – заметил Кейс.
– Конечно. Только ты, Кейс, поосторожнее. Похоже, моему, ну скажем, другому полушарию не слишком все это по нутру. А ведь что одна неопалимая купина, что другая, их не очень-то и различишь. Вдобавок Армитидж начинает рассыпаться.
– В каком смысле?
Но тут комната с деревянными панелями смялась, бумажным журавликом сложилась под десятком невозможных углов и выпала, кувыркаясь, в киберпространство.
15
– Ты что, сынок, хочешь побить мой рекорд? – спросил Флэтлайн. – Снова пять секунд отключки.
– Следи за лавкой, – пробормотал Кейс и щелкнул симстим-переключателем.
Темнота, Молли низко припала к полу, под ладонями – грубый, шершавый бетон.
«КЕЙС КЕЙС КЕЙС КЕЙС» – замигало на цифровом дисплее: Уинтермьют сообщал ей, что связь установлена.
– Веселенькие дела, – проворчала Молли. Она оторвала ладони от бетона, потерла их одну о другую и щелкнула костяшками пальцев. – Где тебя черти носили?
«ПОРА МОЛЛИ ТЕПЕРЬ ПОРА».
Молли сильно прижала язык к нижним передним зубам.
Один зуб чуть качнулся, включились миниатюрные фотоумножители, отдельные случайные фотоны, пролетающие в темноте, превратились в ощутимые потоки электронов, и бетон вокруг стал призрачно-белым, зернистым.
– О’кей, красавчик. Пошли развлекаться.
Ее убежище оказалось чем-то вроде вспомогательного туннеля. Молли проскользнула между прутьями фигурной, потемневшей от времени бронзовой решетки. На ней снова был мимикрирующий комбинезон – в какой-то момент Кейс заметил краешек рукава. Под поликарбоновым пластиком ощущалась знакомая упругость плотно облегающей тело кожи. Левое плечо оттягивал ремешок с каким-то тяжелым угловатым предметом. Молли встала, расстегнула костюм и потрогала рифленую рукоятку пистолета.
– Кейс, – сказала она почти беззвучно, – ты меня слышишь? Я тут хочу тебе рассказать… Был у меня когда-то парень… Ты мне немного напомнил… – Молли свернула за угол, на секунду остановилась и осмотрелась. – Джонни, так его звали.
Вдоль низкой сводчатой галереи стояли десятки музейных стендов, попросту говоря – деревянных, застекленных спереди ящиков. Допотопные эти сооружения выглядели здесь совершенно неуместно – будто их принесли сюда для какой-то неведомой цели и забыли. Через каждые десять метров висели столь же архаичные светильники – тусклая латунь с белыми матовыми шарами. Поверхность под ногами стала какая-то неровная; прошло некоторое время, пока Кейс не сообразил, что это из-за бесчисленных, без всякого порядка разбросанных ковриков. Казалось, что пол устлан мягким толстым (кое-где коврики лежали в пять-шесть слоев) лоскутным одеялом.