Нейронная одержимость

Стаматин Александр

— Упаси вас Всесоздатель… Всего лишь старый перстень, который ничего не скажет постороннему. Но он должен попасть на Левбердон как можно быстрее, — пускает беспокойства Зинтрин. — Крайне желательно — сегодня.

Левбердон? Я едва не хохочу, но допускаю на лицо лишь кривую улыбку. Знакомые места. Пусть и бывал на них в другой жизни — но и сейчас не откажусь от вида на правый берег. Небольшое путешествие, шашлык и Опять же — мне по пути. Цепляю на лицо маску лёгкого любопытства.

— Допустим. Какой размер у пакета?

Уар достаёт герметичный контейнер

и распинается насчёт стандартных мер защиты. Я невпопад киваю, чувствуя, что пиво начало чуть-чуть разморять. Но окончательно расслабиться мне мешает настойчивый шёпоток Ады. Которая ещё в самом начале рекламной речи Зинтрина посоветовала:

— Будь осторожен. От него смердит святостью.

Глава 7

в которой немного полёта, проблем с городовыми, и много головной боли городовым.

Причалы. Окрестности улья Каллиник.

Уара и гостеприимную таверну я покинул со смешанным ощущением. Пиво приятно холодит желудок, но понимание странности всей сцены, мешает мне расслабиться не меньше, чем настойчивая Ада. Чего от меня хотел аристократ? Простая работа без двойного дна? Очень может быть. Пожалуй, сейчас мне это пригодится. Восхождение на вершину Шпилей начинается с его стоп, как говорил мой… точнее, Адрианов отец. Я попытался ухватиться за мимолётное воспоминание о дородном мужике в богато вышитом ферязе… но как назло проснулась Ада, и единственное, что удаётся вспомнить — массивный, но грубый золотой перстень.

— Ты серьёзно решил поработать, едва не отделавшись от предыдущего задания? — иронично спрашивает она, нарезая круги где-то сверху.

— Да. Можно сказать, он раззадорил моё любопытство.

— А какие у тебя вообще планы на ближайшее время?

— Извини, но не свидание с тобой. Церковники скорее лебеды поедят, чем увидят демона в «Железном лжеце».

— Видела инфу про него. Боюсь, мне не по карману там отужинать, — вздыхает демоница. — А если серьёзно? Я же чувствую твоё смущение миром. Тебе так нужна цель?

— Она уже есть. Книжица, загруженная мне в память. Её нужно передать заказчику или хотя бы понять, что из себя представляют скрытые в ней данные, — я сочиняю на ходу, но вплетаю в импровизацию реальные идеи. — Проблема в том, что твоё заселение слегка повредило память, и я совсем не помню, кто им должен быть.

— Знаешь, я вообще удивлена, что ты пережил моё внимание. Хоть я и чувствовала… вмешательство других… сущностей, но всё равно — ты меня удивил. Расскажешь, почему ты выбрал именно Адриана?

Я усмехаюсь. «Выбрал». Кто бы меня спрашивал только! Конечно, я бы предпочёл местного молодцеватого боярина, молодого и прекрасного. Не в самом начале очереди на трон местного князька (точно захотят прибить), но — и не в самом конце (тогда не будут в счёт брать). Но — имеем что имеем.

— Этот разговор может подождать? — легко осведомляюсь я. Раздражение, одолевавшее меня последние несколько часов, становится чуть более

навязчивым. Интересно, почему так? Что-то раздражает импланты? Местные боевые жрецы как-то воздействуют на расстоянии? Нужно зайти к хорошему мнемотехнику и прогнать системы. Кто знает, может с Адой подхватил и киберсифилис. Хахаха.

— Может. Но хочешь ты или нет — моя судьба отныне связана с твоей. Я должна понимать, к чему ты стремишься.

— К славной смерти, — усмехаюсь я. — А если серьёзно — мне нужно очень серьёзно обдумать, во что мы вляпались. В тихом и безопасном месте.

Ада фырчит и внезапно растворяется в воздухе. Чуть раньше я уже понял, что так она поступает в основном при опасности раскрытии нашего маленького секрета — и удваиваю бдительность. Дорога начинает круто спускаться и наконец-то выпрямляется. Дома становятся всё мельче, пока наконец не доходят до малоэтажной застройки. Она очень отдалённо напоминает русский модерн с его органичным сочетанием плавных и прямых линий, а убитость зданий удручает, но — куда меньше нависающей громады шпиля. Впрочем — и следить в этих фавелах проще простого, благо — кустов сильно больше, чем на уровнями выше.

Мне встречается что-то византийское, сводчатое, и что-то лубочное, вроде бочкообразных колонн-кубышек и странных дворовых деревянных скульптур. Я всё верчу головой, как пилот-истребитель, но — напрасно. Никакой слежки. Никаких знакомых мест. Даже бутовый камень, которым тут отделаны крутые стены — и тот другой.

Я разминаюсь с биомехом — иссиня-фиолетовым бесполым амбалом, безропотно толкающем забитую инструментом тачку. Он абсолютно индиффирентен к мелким пацанам, закидывающем его комьями земли, камнями и чем-то, явно напоминающем навоз.

— Кукла! Кукла! Бебебе!

— У тебя в руке задница или крючок? Чего горбишься?

— Тебя в каком чане высрали?

— Какой-то безумный учёный! Доктор Лаодикий, хахахахах.

Биомех вздрагивает только после упоминания Лаодикиев. Аккуратно ставит тачку. Разворачивается к пацанам, которые в азарте швыряют дерьмо уже ему в лицо. Я успеваю заметить клеймо на могучем бицепсе: скелет, выглядывающий за купол. Ох, зря они так с ним. Видимо, именно эту куклу собрали на факториях шпиля Лаодикий, и конструкт питает нежную любовь ко своим создателям. Останавливаюсь в отдалении. Мне любопытно, как именно ответит гомункул, скованный кучей запретов и невменных цепей.

— Смотри, он тупит, ахахахах!

— Ударишь? Да тебе запрещено!

В ответ биомех рявкает так, что у меня закладывает уши. Почти всю пацантву как ветром сдувает. Они проносятся мимо меня быстрее иного суховея. Последний оставшийся даёт дёру, когда кукла одним ударом ломает старое дерево и то начинает заваливаться в сторону мелкого хулигана. Может, гомункулам и запрещено убивать людей — но вот калечить их они умеют и любят.

Проверяю имплант. За всеми разговорами и событиями замечаю — время подходит к вечеру. А я ещё даже не добрался до реки. Немного ускоряю шаг и вспоминаю, что остановил весьма любопытный разговор.