Нейронная одержимость
Шрифт:
— Оружие? — я выгибаю бровь. К счастью, этот жест понимается правильно. Ильгорд улыбается, и его оскал напоминает мне крысёныша, пытавшегося на рынке украсть у меня чип.
— Зинтрин передал готовность к дуэли и назначил тебя своим представителем. Обиженная… — его тонкий рот презрительно изгибается, — сторона выбирает оружие.
В этой жизни я ещё не стрелял. В девяностые и начало нулевых — бывало. Когда бывало совсем туго, и даже отцу в семье переставали платить на полгода — отец пару раз меня вытаскивал на охоту в плавнях, где я палил из древней дедовской «зеки» в белый свет, как в копеечку. Вроде даже куда-то попадал. Потом,
— Лазерный пистолет, — спокойно произношу я, когда хлыщ перестаёт насыпать словесных кружев. — Моим секундантом будет Филя. Уж извините, — говорю стражнику, — вашего полного имени, милсдарь, не знаю. А кто будет твоим?
— Черни секунданты не положены, — шипит тот и резко встаёт. Нервничай, милок, нервничай. — Пистолеты? В поле? В судебном поединке? А чёрт с ним, прекрасно! Гинка! Гинка, где ты? Ликтий, смотри, чтобы этот чёрт не рисовал невмы! Фил, а ты смотри за мной. Стыдно? А вот отказываться надо было, теперь смотри, скотина, чтобы не говорили, что Каллиники убивают проклятым колдовством!
Откуда-то выбегает девушка. В отличие от предыдущих, она-то как раз одета как иная царевна-лебедь. Правда, если бы над лебединой частью дворянки поработал бы Гигер пополам с… кем-нибудь ещё.
— Чего тебе? — надменно осведомляется она у молодого дворянина, но завидев меня — немедленно сбавляет обороты. — Простите мою грубость, милсдарь. Не знала, что у нас гости.
Она делает реверанс движениями столь отточенными, лёгкими и быстрыми, что заставляет меня задуматься. Что-то я не припомню, чтоб в допетровское время существовал реверанс. А ещё — настолько приталенный фасон и настолько маленький, гм, кокошник, скорее напоминавший роскошную диадему. Что ж. Вот ей знаки внимания выдадим. И политес, и братца, а то и любовника, позлим.
— Помощь нужна? — шепчет Ада, появляясь, но я не отвечаю. Спасибо, блин, в прошлый раз уже помогла. До сих пор воняю тиной. А Ильгорд, не слыша демоницу, громко заявляет:
— Гипатия, неси патент Великого Дома Каллиник на дуэль. Дядюшка сделал мне тупой подарок, но сегодня я ему как никогда рад.
Девушка бледнеет, но исчезает. Мне отдают пистолет. Проверяю его выстрелом в песок и получаю крохотный остеклённый кратер под ногами. Донская вода оказалась послабее донского оружия. Ко мне подходит Ликтий. Осматривает оружие и меня, отходит подальше, не спуская глаз и дробовика. М-да, а я-то как раз всерьёз рассчитывал на гальдрастав для рукопашного боя. Впрочем, ради него пришлось бы разуваться — не уверен, что это бы оценили адекватно. Ада, проявившая себя, только сотрясается от мелкого смеха:
— Нет-нет-нет, дорогой, никакой волшбы. Ильгорд всерьёз нацелен победить тебя и так.
Чувствую поднимающееся раздражение, и мне приходится собрать всю волю в кулак, чтобы подавить его. Не сейчас. Рука должна не дрожать от гнева хотя бы минуту. По неписанному древнему закону слуга втыкает меч посреди двора. Каллиник и я следуем ему. Подходим в упор, разворачиваемся спиной друг к другу. Отсчитываем от импровизированной вёшки по тридцать шагов. Видит мой Бог и местный Первосоздатель — это были тяжёлые тридцать шагов.
— К черте! —
Я делаю два шага. Когда там можно стрелять? Через три шага? Десять? Чёрт, лучше бы тут были исландские традиции — их хотя бы знаю. Выплыли на остров и давай рубиться до первой крови. Кто проиграл — платит виру. Правда, если по шведским, то виру платит выигравший… но то в Хедналаге, законе язычников, от которого остались ошмётки в Уппландслаге. А в Гуталаге… не сейчас! Сейчас передо мной Ильгорд, чьё лицо искажено гримасой гнева. Он вскидывает пистолет и жмёт на спуск. Уже поднимая пистолет, понимаю — не успею выстрелить первым. Сухой треск заполняет воздух, и огненные спицы врезаются мне в сетчатку. Выдыхаю и закрываю глаза, готовясь к Вальгалле, но не опускаю пистолет.
Очень кстати. Кроме сдавленных вскриков вокруг — неприятностей, кажется, избежал. Открываю глаза и вижу — опасный лазерный разряд просто рассыпался весёлыми фиолетовыми искрами по невидимому куполу. Сработал «шлем ужаса»? Плевать. Вскидываю пистолет и делаю один выстрел. Промахиваюсь. Вижу, что Ильгорд судорожно подкручивает мощность, стреляю и вновь позорно промахиваюсь. Правда, и у моего противника дела так себе — за новым выстрелом следует новый, ещё более яркий фейерверк. Я начинаю забавляться дуэлью, тем более, что меня и дворянина отделяют каких-то пятнадцать шагов.
— Твоё техноколдовство тебя не спасёт! — яростно рычит он, проводя какие-то совсем уж порнушные действия над своим пистолетом, едва ли не пересобирая его.
Демоница, наблюдавшая за ходом поединка чуть в отдалении, вздыхает и подлетает ближе. Видимо, происходящее ей надоело — не то что мне. Пользуюсь передышкой, чтобы оглядеться — Гипатия бледнее снега, стражи пока просто ошеломлены. Видимо, всё идёт совсем не так, как они ожидали. Ильгорд же поднимает пистолет, и разгорающиеся катушки конденсаторов впервые вызывают у меня какое-то смутное опасение и желание броситься в траву с линии огня. Поворачиваюсь боком (спасибо Льву Николаевичу за подсказку) и прицеливаюсь — спокойно, медленно выпуская воздух из лёгких. Нажимаю на спуск. Выстрел!
Разряд попадает точно в субтильную грудь, но не пробивает её — лишь оставляет пятно алого сияния. Не у меня одного были секреты. Богато расшитый голографическими нитями кафтан начинает дымиться, но Ильгорд стоит. Секунду, две он осознаёт ситуацию, обжигая руку и пытаясь устоять на ногах. А затем — необычно твёрдой рукой наводит пистолет на меня. Ада щёлкает же пальцами одновременно с выстрелом боярина — и пистолет противника взрывается в его руках всё тем же фейерверком, окатывая стражников раскалёнными осколками.
— Ну и чёрт с ним! Я убью тебя и голыми руками! — ревёт малец и достаёт из ножн длинный стилет. Нож — это чертовски плохо. Остаётся только надеяться, что моя левая рука успеет его перехватить, а правая — достаточно сильна, чтобы сломать щеглу кости лица. Откидываю пистолет и отпрыгиваю назад, но больше от меня ничего не требуется: гремит выстрел откуда-то сбоку, и противник падает, как сбитый мешком с кирпичами.
— Фил… ты чего? — ошалело спрашивает второй охранник.
— Параграф четыре судебника о выходе в «поле». Пункт «а», — глухо отвечает мой секундант, опуская дробовик. Его голос не дрожит и мне остаётся только надеяться, что Ада не приложила руку и к нему. — Секундант имеет право прервать поединок ударом, если оружие сменено без обоюдной на то воли.