"НЕЙРОС". Часть первая "Коннект"
Шрифт:
— Так чо, дро, поговорить с тем интиком? Может, он видал чо? — спросила Колбочка.
— Я сам с ним поговорю. Где он?
— Так в учильне ихней. Он же интик. Ещё… — она скосила глаз на виртуальный экран. — Ещё три часа там будет. А потом можно и заболтать с ним.
— Зайди заранее, проводишь.
— Нивапрос, дро! Я завсегда, дро! — привычный командный тон, которым я это сказал, произвёл на Колбочку волшебно-бодрящее действие.
Простая логическая связка: «Раз командует, значит, право имеет!» - сработала.
— Па… братец Док, мы останемся тут? — спросила Нагма, когда девушка вышла.
— Как вариант, — подтвердил я. — Мы недалеко от дома, но при этом не болтаемся на виду. Если нас ищут, то найдут не сразу. Кроме того, надо где-то жить и что-то есть. С нашими айдишками лучше не светиться.
— Ты теперь маленький, но они слушают тебя, как
— Потому что внутри я взрослый, — ответил я со вздохом. — Веду себя как взрослый, говорю, как взрослый. Они это чувствуют. Это важнее, чем то, как я выгляжу.
***
Нельзя сказать, что меня не предупреждали. Тот же Слон говорил, что за ихор меня запросто грохнут. Я и сам прекрасно понимал, что универсальный метаболический агент, сбрасывающий предел Хейфлика, — ценность почти абсолютная. Головы людям без колебаний откручивали за призы куда более скромные. Но Слон куда-то канул, нам нужны были деньги, и у меня был надёжный, как скала, контакт. Я был уверен, что надёжный. Чёрт, да я и сейчас не верю, что он меня сдал. Очень может быть, что всё случившееся вообще со сделкой не связано. Но факт — когда я отправился продать небольшую часть ихора, меня застрелили.
Я сидел и ждал свой контакт в кафе, когда кто-то вошёл и выстрелил мне в грудь. Я не разглядел стрелявшего, он стоял против света. Я просто упал лицом на стол и умер. Официантка лишилась своих чаевых, а я — жизни и, заодно, ихора. Стрелявший его не забрал, но пуля вбила ёмкость в грудную клетку, заколотив смятый контейнер прямо в левый желудочек. И я умер, потому что с инородными предметами в сердце не живут. И я не умер. Не знаю, почему. То ли потому, что очень хотел жить, а мои желания кое-что в Мультиверсуме значили. То ли потому, что получил дозу ихора прямо в сердечную мышцу — кажется, такой оригинальный способ доставки препарата в организм не практиковал никто. Но, когда меня привезли в морг, огрызок сердца ещё подёргивался, врач принял это за пульс и поволок в реанимацию. Там меня ухитрились не дорезать, и бешеная регенерация ихора сработала быстрее, чем наступила смерть мозга. Дмитрий потом не раз сказал: «То, чего нет, умереть не может», - но в тот момент всё сделал правильно, притащил к моему одру Нагму с карандашами и блокнотом. Я был скорее мёртв, чем жив, и не знаю, как ему удалось протащить двенадцатилетнюю девчонку в палату интенсивной терапии. Впрочем, он парень упорный и сообразительный, не отнять.
Моя приёмная дочь испортила слезами кучу набросков, но её странный талант сработал. «Аллах посмотрел моими глазами», и всё тут. Слава ей или Аллаху, но я выжил.
Потрясённая своим внезапным успехом медицина не верила глазам и не хотела меня отпускать. Полиция была с ней солидарна, поскольку имела ко мне много вопросов. Полицейские не любят, когда кому-то пускают пулю в сердце прямо в кафе. Это вредит репутации курорта и отпугивает туристов. Я же имел небезосновательные подозрения, что стрелявший вернётся, и не сильно надеялся на защиту полиции. Люди, которые не стесняются палить в людном месте среди бела дня, обычно хорошо мотивированы довести своё дело до конца, а толстый полусонный сержант на стуле у дверей моей палаты не заметил даже, как меня выкрали через окно. Дмитрий выкрал. Первый этаж, решётка символическая, ему надо было только поймать меня снаружи, вывалился я сам.
Дмитрий с Алианой тогда гостили у нас, они к тому времени стали вполне себе прочной парочкой и уже подумывали оформить отношения. Я даже считал, что созрел для внуков, а тут такой пердимонокль. Решили, что он заберёт нас с Нагмой к себе, по крайней мере, пока у неё каникулы. Закрыли дом, поставили на охрану, я закинул деньги на счёт, с которого оплачивается домовладение, Дмитрий тем временем вызвал своего проводника, и мы свалили. Сюда.
***
Димка, мой взрослый сын, выбрал для постоянного проживания этот мир неспроста. Будучи талантливым специалистом по компьютерной безопасности, он контролировал немалую часть здешних сетей, что в насквозь цифровом мегаполисе приносит ощутимые бонусы. Здешний городской конгломерат, единственное на планете город-государство под названием Мегаград, полностью цифровизирован во всех областях быта и экономики. Это имеет хорошие и плохие стороны, но мы долгое время были с хорошей. Дмитрий не афишировал своё существование, предпочитая держать руку на пульсе инкогнито, поэтому жил не в одной из башен «верхнего» города, а в одной из квартир нижнего. Имея чит «бесконечные деньги», выкупил небольшой засранный кондоминиум в непрестижном районе и, сохранив непритязательный внешний вид, переделал его внутри в роскошную трёхэтажную квартиру. С высокими потолками, продуманными интерьерами, навороченными ванными комнатами и автоматической доставкой всего. Там человек десять могли бы жить, не встречаясь неделями, так что отец и младшая сестрёнка его не стеснили.
Проблема оказалась в другом. Я начал стремительно молодеть. Возможно, это стало следствием такой оригинальной инъекции ихора, возможно — Нагма перестаралась, меня спасая, возможно — Мультиверсум так странно отреагировал на мой панический сигнал «Жить хочу!», а скорее всего, все факторы совпали в идиотской синергии.
Когда меня незамысловато застрелили в кафе, мне было за полтинник, выглядел я на сорок, чувствовал себя на тридцать пять. Ихор — отличная штука, если не пытаться запихать его себе в аорту вместе с упаковкой. Я был вдовец, военный врач в длительном отпуске, имеющий двадцатилетнего сына, с которым у нас выстроились сложные, но неплохие отношения, и двенадцатилетнюю приёмную дочь — совершенно очаровательное существо, полное таланта, позитива и обаяния. Меня всё устраивало, кроме разве что того, что любая женщина, с которой я вступал в ни к чему не обязывающую интимную связь, вскоре непременно приходила к решению меня на себе женить. Будучи отцом-одиночкой, ежедневно возящим ребёнка в школу и честно посещающим родительские собрания, я считался лицензированным объектом охоты для всех разведёнок средних лет и не слишком почтенных возрастом вдов. Даже в небольшом приморском городишке, оказывается, до чёрта одиноких женщин. Войны порождают гендерный дисбаланс. Моложавый военный пенсионер, которым я там числился, не бедный, любящий детей, имеющий собственный дом и не имеющий при этом жены представлялся дамам идеальной партией. Но это мелкая неприятность по сравнению с тем, чтобы за пару месяцев потерять лет двадцать-двадцать пять физического возраста.
Многие хотели бы помолодеть. Было время, когда я и сам был готов что угодно отдать за это. Но уменьшаться, теряя мышечную массу и объём мозга, взамен получая гормональный шторм и прыщи — паршивое удовольствие. Клянусь мудями шайтана, у меня появились прыщи! И я ничего не мог с ними поделать, потому что мой талант сжимался вместе со мной, пока не превратился в ничто. Наверное, Мироздание перестало узнавать меня в этом прыщавом пацане и дарить мне свои референсы. Или, как говорит Нагма: «Аллах не хочет смотреть твоими глазами».
Какое-то время я всерьёз боялся, что сначала помолодею до памперсов, а потом распадусь на яйцеклетку и сперматозоид, но где-то годах на пятнадцати-шестнадцати процесс прекратился. Что дальше? Понятия не имею. Может быть, я буду взрослеть естественным путём. Может быть, однажды постарею так же бурно и стремительно, как помолодел. А может быть, упаси Ктулху, останусь подростком навсегда. Вот это был бы настоящий кошмар.
Подростком быть отвратительно, даже если он настоящий, «естественного созревания». Растущий организм таращит от гормонов, психика (вторичное проявление гормональных реакций) пускается во все тяжкие, скача мячиком от эйфории к депрессии и обратно, от тела хрен поймёшь, чего ожидать — не то усов, не то ночных поллюций, да и социальный статус самый говённый, который только может быть. Уже не ребёнок, вызывающий умиление и желание защитить, и ещё не взрослый, с которым надо считаться. Ах, да. Либидо. Не забудьте про либидо. Яйца пухнут от желания, член встаёт даже на тень гитары на стене, но сверстницам не до секса, их таращит пубертатными психозами, а к женщинам постарше ты не знаешь, как подойти. Кроме того, никак не можешь решить, что сильнее — желание секса или страх опозориться.
Оказывается, иметь при этом взрослый жизненный опыт ничуть не лучше. Хуже. Потому что гормоны сильнее разума. Будучи подростком в первый раз, я был обычный дурак. Не понимал, что творю. Не осознавал стыд и позор происходящего. Не замечал, каким идиотом выгляжу. Питал дурацкие надежды невесть на что. Верил в простые решения. Мечтал о светлом будущем.
Сейчас я одновременно думаю яйцами, понимаю, что думаю яйцами, и с ужасом осознаю, что яйца безнадёжно доминируют. В первый раз я хотя бы не знал, что бывает по-другому.