Нейтринная гонка
Шрифт:
— Я вас знаю, сэр?
Ее громкий мелодичный голос поверг Пирса в еще более опасные глубины растерянности. Ему хотелось сказать что-то вроде: «Хотя вы не знаете меня, милая леди, нам самой судьбой была уготована встреча в ту самую минуту, когда я издали увидел вашу волнующую, восхитительную обнаженную грудь». Однако вместо этого он, заикаясь, выдавил из себя следующее:
— Нет… но я… то есть… мое имя…
— Мне все понятно, можете не продолжать, — резко оборвала Энди. — Я не намерена выслушивать, что вы хотите сказать, независимо от ваших, возможно, добрых намерений. В данный момент моя жизнь слишком запутана. У меня нет времени для старых знакомых, не говоря уже о новых.
Она
— Подождите! Я совсем недавно живу в вашем городе. Я просто хотел представиться вам.
Энди снова повернулась к нему.
— Мой отец свято верил в право человека на частную жизнь. Он не советовал мне предаваться праздной болтовне с незнакомыми людьми. И хотя он ушел из жизни, я все еще продолжаю следовать его наставлениям. Прошу вас более не беспокоить пребывающую в трауре женщину или я рассержусь на вас.
Покончив с Пирсом, Энди, соблазнительно покачивая бедрами, направилась к прилавкам, где торговали чипсами и прохладительными напитками. В самом конце прохода она неожиданно остановилась и обернулась. Ее губы тронула загадочная улыбка.
— Возможно, когда все это кончится… — не менее загадочно произнесла она и удалилась.
Не то что говорить, даже мысли свои Пирс не мог облечь в более или менее осмысленные фразы.
На самом деле я не чужой в вашем городе…
И…
Как такое восхитительное тело может пребывать в трауре?
У лица в зеркале выражение было хитрое и в то же время отталкивающее. Брови взлетали вверх, совсем как у Граучо Маркса. Глаза жутко косили. Губы безобразно кривились. Ноздри вывернулись наружу, как у искусанного пчелами быка. В целом зеркальное отражение напоминало человека, который одновременно услышал скверный каламбур, съел лимон или чьи-то пальцы безжалостно пощекотали ему ребра.
Пирс прекратил кривляться. Он стоял перед висящим в ванной зеркалом, прижавшись животом к раковине, и был занят тем, что пытался разглядеть на своем лице признаки зарождающегося уродства, которые могут дать о себе знать в любой момент при встречах с людьми. Но нет, Пирс не обнаружил ни малейших признаков чего-то подобного. Вообще-то он привык считать, что лицо у него приятное. И все же наверняка в нем должен иметься некий скрытый изъян.
Иначе как объяснить холодность Энди?
Они встретились еще дважды — один раз снова на рынке (молчание) и еще раз у стен ее дома (уродливое строение, увенчанное остроконечной крышей и башенками и с огромным окном над входной дверью — ни дать ни взять глаз внутри пирамиды с долларовой купюры; встреча отличалась «гостеприимством» в духе Лукреции Борджиа, что было подчеркнуто жестом Энди, которая рукой изобразила, что охотно перерезала бы Пирсу горло).
В общем, оставь надежду всяк сюда входящий, подумал Пирс и уныло, уже в который раз бессмысленно состроил уродливую гримасу.
Копна каштановых волос, ниспадавших на лоб, спокойные голубые глаза, непритязательный нос, красиво очерченный подбородок… Он никак не мог взять в толк, почему в принципе недурная внешность вызывает столь яростное отвращение. Что касается тела, то все бывшие любовницы Пирса оценивали его как очень даже удовлетворительное.
Бедняжка явно не в своем уме, если не желает даже разговаривать с ним. И единственное объяснение тому — ее прошлое и сумасшедший город, в котором она живет. Она одержима воспоминаниями о смерти отца, у нее нет времени заняться чем-то действительно полезным. Она лишь нежится на скалах у моря, выполняя некий загадочный ритуал и наложив на себя бессмысленную епитимью за смерть, в которой абсолютно не виновата. Маньячка, вот кто она такая. Так Пирс временно освободился от вызываемого ею любовного томления.
Он оделся и сошел вниз — почитать «Блэквуд-Бич интеллидженсер» и позавтракать, — думая о том, что нужно выбросить из головы все мысли об этой безумной женщине.
Принятого им торжественного обещания хватило до третьей чашки кофе. Затем, ненавидя самого себя, Пирс поплелся к майору Флудду.
Молодой человек не стал стучать, поскольку майор никогда не реагировал на стук в дверь. Он просто вошел в дом и, миновав несколько огромных, похожих на пещеры комнат, оказался в помещении, в котором майор развлекал своих бесплотных противников.
Здесь его взгляду предстала уже ставшая привычной физиономия Флудда, который сидел напротив какого-то извивающегося туманного облачка.
— Вис-с-ски! — шипящим шепотом умолял призрак.
— Нет, никакого виски! — кипятился Флудд. — Пока не закончим игру, никакого виски не будет!
— Ш-ш-што з-за в-в-война? — бессвязно поинтересовался призрак.
— Мид против Ли. Сражение при Геттисберге. Вам нужно выступить в роли одного из ваших собственных генералов. Так что никаких проблем не возникнет. Ваш ход.
Без всякого материального вмешательства фишки заскользили по доске. Лицо Флудда приняло выражение мрачной сосредоточенности.
Пирс не стал мешать игре.
Прикоснувшись к телескопу, он почувствовал, что старинный оптический инструмент все еще хранит тепло человеческих рук. Молодой человек направил объектив на север, в уже ставшем привычным направлении. Через несколько секунд в объективе возникла Энди.
Каждый раз, когда день за днем он наблюдал за ней с расстояния и без ее ведома, Пирсу без всякой причины становилось жарко. Он не стал искать с ней встреч на скалах у моря. Причиной тому была его уверенность, что если бы такая встреча состоялась, то Энди возненавидела бы его еще больше. Но действительно ли она его ненавидит? Ведь тогда на рынке она улыбнулась. Если она его действительно ненавидит, то какой смысл жить дальше! Гранитное ложе, на котором сейчас возлежит Энди, выбьет из него мозги, когда он камнем бросится вниз на скалы. Что ж, каков отец, таков и поклонник.
Безумные мысли Пирса внезапно отделились от потока сознания, как будто их только что отсекла незримая гильотина. Что это она там делает? Энди выпрямилась, села и вытащила что-то из вороха одежды. Пирсу показалось, будто ее рука держит что-то невидимое глазу. Нет, это прозрачная бутылочка с прозрачным содержимым. О боже! Не может быть… Может. Она не посмеет… Еще как посмеет. Уже посмела…
Энди принялась покрывать свое тело медового оттенка кремом для загара.
Чувствуя себя гадким извращенцем, предающимся гнусному подглядыванию за ничего не подозревающей жертвой, Пирс не мог оторвать глаз от процесса превращения верхней части тела — рук, груди, живота — в сверкающий рай. Когда же ее рука скользнула ниже пояса, Пирс так возбудился, что сбил фокус, и изображение тут же утратило резкость.
Он выпрямился и отошел от телескопа. В воспаленном воображении начал формироваться отчаянный план.
Рэнди Броудбент выглядел как человек без возраста. Хотя ему предположительно было лет двенадцать, его мясистое лицо излучало присущую Будде вневременную безмятежность. Даже заляпанная остатками еды футболка и мешковатый комбинезон были не способны умалить его ауру вечного самосозерцания.
Пирс сидел рядом с мальчиком» подвале дома Броудбентов. Родители Рэнди были в данный момент на работе.