Незабудка

Воробьев Евгений Захарович

— Пропала «Сирень», — сообщил он себе безнадежным хриплым шепотом. — Без вести пропала.

Онемела «Незабудка», оглохла «Сирень» — ослепнут батареи.

Младший сержант разулся, подозвал к себе Коротеева, оставил его у телефона, а сам скинул с себя мокрую гимнастерку и снова двинулся через Неман. Куда поведет его провод — в заросли ивняка на острове, а может быть, еще дальше, к тому берегу?

Осколки и пули секли воду, скакали рикошетом, возмущая покой воды, подымая брызги, ломая отражение берега в реке.

Взрывная волна посильнее речной. Она обдает берег брызгами, выплескивает

клочья воды. Прибрежный песок не просыхает. Блестят новоявленные лужи, словно здесь отбушевал морской прибой или внезапно прошел ливень.

Незабудка с тревогой поглядывала на реку. Она понимала, что младший сержант вернется лишь после того, как найдет и устранит повреждение, но может не вернуться вовсе.

Наконец младший сержант вернулся.

Позже на узле связи появился артиллерийский разведчик, присланный Дородных. И младший сержант, надрываясь, охрипшим, но веселым голосом кричал в ожившую трубку:

— Я — «Незабудка»! Соедините с ноль третьим. Алло, «Сирень»! Ноль третий? Это я, «Незабудка». Передайте соседям слева... Гранатой, взрыватель осколочный... Да пусть не скупятся там... Вы меня слышите? «Сирень»! Подтвердите телефонограмму... Ясно. Да, да, всем дивизионом. Не жалейте на фашистов боевого питания!..

Младший сержант достал огрызок карандаша, плюнул на ладонь, что-то записал на ней и снова спрятал карандашик в карман гимнастерки.

Гудела канонада, все вокруг потрясал тяжелый гул артиллерийской дуэли, которую затеяли наша и немецкая дальнобойные батареи. И пулеметы начали перебранку на опушке дубравы. А младший сержант все пытался перекричать разноголосицу боя и при этом поднимал руку так, словно требовал, чтобы воюющие прекратили шум и грохот...

Он мечтал хотя бы на несколько минут снять наушники. Они ввинчиваются в голову. Кажется, все туже и туже становится пружина, которая прижимает их к ушам. И, как все связисты, младший сержант время от времени отводил к виску то один, то другой наушник — пусть отдохнет ухо.

Теперь, когда солнце поднялось и немецкие наблюдатели снова прозрели, они быстро обнаружили место переправы.

Плоскодонку изрешетило осколками, и она застряла возле острова. Наши сделали грубый промах — оставили плоскодонку торчать на отмели, на самом на юру! Лучше бы спрятать ее в ивняке. По-видимому, эта посудина и послужила немецкому наблюдателю ориентиром. Теперь по острову и по реке вела сильный огонь немецкая батарея четырехорудийного состава, калибр орудии — сто пять миллиметров. Можно было подумать, что враг решил запрудить Неман осколками или нагреть ими воду.

К счастью, у противника не оказалось здесь поблизости минометной батареи или он не учел рельефа местности. А при настильном артиллерийском огне девятую роту выручал крутой берег...

Каждый разрыв снаряда, даже тот, который не приносил жертв, причинял племени полуголых людей, окопавшихся на берегу, массу хлопот. Стенки окопов неудержимо осыпались, а кроме того, следовало оберегать оружие: засыплет песком — сразу выйдет из строя. И продрогшие люди снимали с себя сырые рубахи, гимнастерки и завертывали в них автоматы, ручные пулеметы.

Ну, а младший сержант, тот прятал телефонную трубку за пазуху и пряжкой солдатского ремня, руками выгребал песок.

Зарыться бы поглубже!

Подошла Незабудка и молча протянула каску. Он поблагодарил ее взглядом, взял каску и принялся лихорадочно выгребать ею песок из-под ног, углублять полузасыпанный окопчик.

— Свою-то каску... Бросить пришлось, — оправдывался он, не прерывая работы. — И саперную лопатку. Это когда Новикова ранило. А новиковскую катушку навьючил на себя.

Она села рядом на песок, руками обхватила круглые колени, поджала под себя босые ноги и молча смотрела, как трудится младший сержант. Мускулистое тело его лоснилось от пота, а мокрые иссиня-черные волосы были в песке. Он отрыл окопчик по грудь, упрятал вниз свой ящичек с телефоном, вытряхнул песок из каски, обтер ее и протянул Незабудке.

— Держите, товарищ старший сержант.

— Оставь каску себе.

— У вас у самих голова голая. Так что мне этот головной убор не подойдет. Не мой размер...

— Каска, она еще — и шанцевый инструмент. У меня лопатка водится на медпункте. Видишь, мои там орудуют...

Младший сержант оглянулся. И в самом деле — Аким Акимович и боец с забинтованной головой углубляли окоп под санитарной сумкой-вывеской.

— Все равно такого подарка не приму. — Младший сержант решительно положил каску на край окопчика.

Незабудка раздраженно передернула плечами.

— Уговаривать некогда. — Она фыркнула, надела каску, не забыв при этом поправить волосы, и легко вскочила на ноги. Однако уходить не торопилась, зачем-то снова сняла каску. Только что она рассердилась на младшего сержанта, — тоже мне красная девица! — а сейчас ей очень нравилось, что он отказался взять каску. И после молчания произнесла: — Утром я тебя взяла на подозрение. И плавать, подумала, не умеешь... А еще подумала — из самого робкого десятка.

Он сделал вид, что последней фразы вообще не расслышал.

— Так я же родом из Керчи! Сперва научился нырять с пристани, а потом — читать и писать. Про таких ребят у нас в порту говорили: обросли ракушками... Бедняга Новиков тащил катушку и аппарат. Я все имущество за ним подобрал. Идешь вброд, плывешь, а провод тяжелеет. И за все цепляется...

— Еще я прицепилась без толку... Характер у меня тяжелый...

— Фашисты не ко времени затеяли огневой налет...

Она отрицательно покачала головой, не соглашаясь с оправданием, которое сейчас придумал младший сержант.

— На фашистов свалить все можно...

Незабудка отвернулась и поплелась к своему окопу. Она ставила голые пятки на песок так осторожно, словно ступала по минному полю или каждый шаг причинял ей боль. Она шла с поникшей головой, держа в руке каску; даже спина ее выражала огорчение...

6

На солдатское счастье, тучи плотно затянули небо, оно стало серым, как портянка. При такой низкой облачности нечего делать немецкому корректировщику-разведчику. Хвостовое оперение у этого самолета весьма своеобразной формы, отсюда и название «костыль» или «хромая нога». А то еще бойцы, имея в виду назначение самолета, называют его «ябедником», «доносчиком», «табельщиком».