Незабудка
Шрифт:
Поглядывая в окно, с аппетитом поела блины. День обещал быть солнечным. Вышла во двор. В сарайчике постукивал молоток. Дед работает, снова взялся за чеканки. Стояла тишина и так тепло, будто не двадцатое декабря, а начало марта. Небо пусть и неяркой синьки, но чистое, высокое, ни облачка. Полетела кружевная паутинка. Таня с удивлением проводила её взглядом. Откуда это чудо после гололеда, дождя, хруста покрытых льдом деревьев. Подошла к израненному саду ближе. На ветвях, зацепившись, висела еле заметная сеточка паутины. Одна длинная сеть, освещённая солнцем, с каплями росы летела вверх. Таня подпрыгнула и поймала её. Она тянулась и тянулась липкая, нежная, скатываясь в более толстую нить. Таня отпустила её, с трудом отлепив от пальцев. К большому удивлению она всё равно полетела. Пряди паутины были
«Малышка даже не подозревает, как она хороша: ладная, стройная, летящая, и такая похожая на его Настеньку. – У него потеплело на душе. Живая частичка Насти сейчас с восторгом ловила паутинки. – Нет, не зря мы жили на этой земле. Вот хотя бы эта девочка осталась после нас, а там, если повезёт, и внучок появится». Дед Иван не обратил внимания, что подумал о себе в прошедшем времени. Он гордился внучкой.
ГЛАВА 14
Таня совсем немного проучилась в новом классе, но ей нравились одноклассники. Из Степановки в русской школе, кроме неё, учились ещё трое учеников: двое парней и соседка Олеся. Иногда они ходили на занятия пешком через лес, иногда ездили на автобусе. Раньше она избегала всякого общения, но познакомившись с одноклассниками ближе, стала возвращаться домой вместе с ребятами.
Олеся из той породы девушек, которых юноши держат за друзей долгое время, не осознавая, что рядом такая же девушка, как и другие. Она обладала спокойным, уравновешенным, чуть грубоватым характером. Легко понимала парней и говорила на их языке. Училась средне, но в житейской хватке и рассудительности опережала витающих в облаках ровесниц.
Вячеслава в классе называли по-детски Славиком. Крупный, рыхлый, неряшливо одетый парень обычно отмалчивался. Если вступал в разговор, то через слово вставлял мат. Таня попросила его говорить на нормальном языке. Дала понять: терпеть эту грязь невозможно. Вячеслав обещал не ругаться, но затаил обиду. Он редко отвечал у доски, домашние задания предпочитал списывать у других учеников. На уроках обычно дремал или что-то рисовал в толстой тетради. Как Таня поняла: его за уши тянули из класса в класс, относясь к ленивому, неаккуратному парню с брезгливостью. Одноклассницы не любили Славу за пристрастие к грязным анекдотам и сальным шуточкам. Таня слышала, что мать и отец Вячеслава увлекаются спиртным. Ей было немного жаль парня.
А вот на Юрия Дорохова, второго юношу из их компании, она обратила внимания. Он казался старше одноклассников лет на пять. Не возрастом или внешностью, а опытом и ещё чем-то трудно уловимым. В его глазах, поведении, фигуре была надежность и основательность, какая бывает только в уверенных в себе людях. Загорелый парень с жесткой линией рта улыбался редко. Но если улыбка появлялась на губах, его лицо преображалось: яркие зелёные глаза освещались мягким внутренним светом. Она заметила: в школе его уважают не только ученики, но и преподаватели. Никто, ни разу не обозвал Юрия даже в шутку.
Учеба давалась ему легко, но многие уроки он делал на переменах, словно дома на это не находилось времени. Отвечал домашнее задание всегда коротко, чётко. Оценки получал ровные. Особенно Тане понравилось отношение Дорохова к девочкам, уважительное, даже ласковое, как к маленьким. Про таких людей говорят: за ним, как за каменной стеной. Незаметно для себя она стала обращаться к Юрию чаще, чем к другим. Спрашивала его мнение по разным вопросам. Он оказался не болтливым. Если говорил, то всегда только то, что обдумал, в чём уверен. Этот серьёзный парень казался очень взрослым. Они бы стали хорошими друзьями, но Таня быстро поняла: нравится ему не просто, как человек, а как девушка. Ей не хотелось причинять ему боль и поэтому начала избегать Юры. Общение с ним представлялось ей изменою Сашке. Как бы она не симпатизировала Дорохову, она не чувствовала и сотой доли того, что чувствовала к Лукьянову. Даже воспоминания о Сашке делали её счастливой. Тоска не утихала. Таня училась, спала, смеялась, ощущая эту тоску, как саднящую рану. Продолжала ждать письма, вечерами бегая к почтовому ящику. Много раз писала сама и рвала на клочки. Каждая строчка звала, молила о любви. А о ней они не говорили. Вообще о чувствах не говорили. Все их поцелуи она бережно хранила в памяти, как величайшую драгоценность. Когда находилась рядом с Сашкой, ей не требовались слова. Теперь же сомнения мучили. Нужна ли она ему? Не было ли это игрой? Не обманывали ли чувства? Она снова и снова разрывала исписанные бумажные листки. Потом решила отправить письмо Женьке. Спросила подругу о классе, школе, вскользь упомянула Лукьянова. Надеясь, через Болотину хоть что-нибудь узнать о Сашке.
Наконец-то пошел снег. Утром Таня проснулась от необычной тишины за окном. Крупные хлопья, как клочки пушистой ваты, сыпались с неба, укрывая израненные деревья, пряча почерневшие изгороди, украшая постройки, дома белоснежными шапками. Шли дни. Дед Иван окреп настолько, что ходил к знакомым на край села сражаться в шахматы. Утром работал в мастерской. Потом готовил обед. Иван Данилович видел: внучку гложет какая-то печаль. Странная девочка, то тихая, то порывистая, живущая на каком-то душевном надрыве. Всё гадал, что с ней происходит? За завтраком сообщил:
– Я здоров. Моей дочери, а твоей маме скоро понадобится помощь. Так что отправляйся домой.
Таня подняла голову от тарелки. Внимательно посмотрела на него: «Почему дед заговорил об отъезде?»
– Маме ещё рано помогать. Подожду немного, и вместе поедем. Должен же ты увидеть, кто родился? – Таня бросила взгляд в сторону шкафа, где хранилось приданое малыша.
– По этому поводу грех не поехать, – заулыбался дед.
Он был доволен: не из-за него печалится внучка, не он причина. Сразу отлегло от души. Видно сердце занято кем-то. Скучает девочка. А не Юрка ли, тому причина? Однажды он видел, как тот смотрел на неё, передавая сумку. Нёс до дома, а ведь парнишка живет на другом конце села. Иван Данилович хитро, как ему казалось, задал наводящий вопрос:
– Юра теперь на работу ходит сразу после школы? Я видел его в нашей стороне. – Иван Данилович знал: парень трудится в мебельном цеху недалеко от их дома.
– На какую работу? – Таня не поняла о чём речь.
Дед досадливо поморщился: «Промашка вышла. Если бы Юра волновал, внучка бы знала, чем он занят».
– Работает после школы, во вторую смену в местном мебельном цеху.
– Зачем ему это нужно? – удивилась Таня.
«Совсем старый стал. Пальцем в небо. Не нужен ей Юрий, а жаль: хороший парень».
– Матери помогает с седьмого класса, как только стал до станка дотягиваться. Руки у него золотые. Дерево чувствует. Настоящим мастером стал. На заказ разные изделия делает, ну и мебель конечно тоже.
– В их в семье, что-то произошло? Поэтому он начал так рано работать?
«Внучка не интересовалась парнишкой раньше, не он на уме у девочки», – рассудил Иван Данилович, а вслух сказал:
– Тетя Юры умерла в роддоме, родив близнецов. Через месяц отец этих малышей на машине разбился. Мать Юры – Ольга забрала племянников себе. Не отдала в детдом, а у неё своих двое, Алена и Юра. С тех пор прошло четыре года. Сначала всё было хорошо. Но потом старший Дорохов стал настаивать: приемышей нужно оформить в детдом. Мол, трудно. Не прокормить. От маленьких детей покоя нет. Поставил условие: или он, или дети. Ольга выбрала детей. Куда уехал Федор, отец Юры, никто не знает. Стержень у мужика из пластилина оказался. Вот и пришлось мальчишке с тринадцати лет к станку вставать. Благо папаша научил, хоть одно хорошее дело сделал. У Фёдора тоже дерево петь могло. А парнишка – молодец. Учебу не бросил, и зарабатывает больше, чем иной мужик.
Таня подпёрла голову рукой и задумалась.
А за окном зима усердно пеленала, притихшую землю в белые покрывала. Снег сыпался и сыпался. Спешил приготовить наряд к новому году. Дед Иван не представлял, как он будет жить один, когда внучка уедет. Он боялся тяжёлых дум, приходящих глухими ночами. Ему снились однополчане и Афганистан, казалось бы, выброшенный из головы. Во сне опять рвались гранаты. Падали сражённые автоматными очередями боевые друзья. Кричали душманы. Зной раскалённых песков обжигал кожу на лице. Утром наступало облегчение. Слава богу, это только сон!