Незабудки для тебя
Шрифт:
— Не обязательно жить в Бостоне, чтобы вас любить.
Она покачала головой:
— Теперь ты не сможешь заскочить к нам невзначай перед обедом, мы не сможем случайно встретиться — в ресторане, на приеме или в театре. Что это для меня значит, ты поймешь, когда обзаведешься своими тремя или четырьмя детьми.
— Мама, я не хочу тебя огорчать.
— А я не могу не огорчаться, глупенький, я ведь тебя люблю, верно?
— Тебе виднее, — с улыбкой отозвался он.
Она взглянула на него — глаза в глаза.
— К счастью для нас обоих,
— Спасибо. — Он наклонился к матери и поцеловал.
— А что касается этой женщины…
— Ее зовут Лина.
— Деклан, я знаю, как ее зовут, — сухо ответила Колин. — Но, как будущей свекрови, мне положено называть невестку «этой женщиной», пока не познакомлюсь с ней получше. Так вот, что касается этой женщины: совсем не так я представляла себе твою будущую жену. Но я и жизнь твою представляла совсем иначе. Мне думалось, что ты сделаешь карьеру в юриспруденции, купишь себе дом в пригороде, недалеко от загородного клуба. В такой сценарий отлично вписывалась Джессика. Она очень неплохо играет в теннис и в бридж, вполне могла бы руководить каким-нибудь благотворительным обществом…
— Мама, может, тебе ее удочерить?
— Не перебивай меня, Деклан, — отозвалась Колин, и в мягком голосе ее прозвучала сталь. Будь здесь Лина, этот тон она узнала бы сразу. — Я еще не закончила. Итак, Джессика идеально подходила мне, но, увы, совершенно не подходила тебе. Ты не был с ней счастлив. Я заметила это еще до вашего разрыва. Старалась об этом не думать, но меня это беспокоило. И, когда ты разорвал помолвку, хоть я и пыталась себя убедить, что это обычное предсвадебное волнение, в глубине души я понимала, что дело куда серьезнее.
— Вот как? А мне не могла об этом сказать? Хотя бы намекнуть?
— Может, и могла, но не решалась. Видишь ли, мне было страшно.
— Страшно? Тебе?!
— Не кричите на мать, молодой человек. Особенно сейчас, когда мать в чувствительном настроении. Да, мне было страшно — за тебя. Ты всегда был таким энергичным, жизнерадостным, живым, острым на язык, и это меня радовало. В тебе был, я бы сказала, какой-то внутренний свет. И вдруг я увидела, что этот свет меркнет. Потом ты уехал, а сейчас, я вижу, этот свет к тебе вернулся. Я вижу его в твоих глазах, когда ты смотришь на Лину.
— Ага, ты все-таки назвала ее Линой! — Он взял руку Колин, прижался к ней щекой.
— Случайно. Насчет нее у меня пока нет определенного мнения. И, уверяю тебя, у нее насчет меня и твоего отца тоже мнение пока не сложилось. Так что советую тебе не суетиться и дать нам время получше узнать друг друга.
Колин вытянула ноги, откинулась на спинку кресла.
— Патрик! Куда ты пропал — сидишь в засаде и караулишь мясо?
Деклан, рассмеявшись, поцеловал ее руку.
— Как же я люблю вас обоих!
— А мы — тебя. — Мать сжала его руку. — Сами не знаем почему.
В эту ночь ему приснилась буря. И боль — смертная боль, предвестница рождения.
Ветер и ливень рвались в окна. Боль разрывала его тело изнутри, и он плакал и кричал, не стыдясь ни крика, ни слез.
Слезы, смешанные с потом, текли по его лицу… ее лицу. Ибо тело его было телом женщины, но он ощущал ее боль как свою.
Золотистый газовый свет заливал спальню. В камине трещали поленья. Ветер разъяренным зверем бился в окно, а во чреве у нее — у него? — нетерпеливо, торопясь наружу, билась новая жизнь.
Новая судорога боли скрутила ее тело. Глядя перед собой невидящими глазами, она содрогалась на кровати и вопила, как раненый зверь, яростным первобытным воплем.
— Тужься, Абби, тужься! Уже почти…
Как же она устала! Сколько можно терпеть эту боль? Но Абигайль стиснула зубы. Все силы ее, все ее обезумевшее существо сосредоточилось на одной чудесной задаче.
Ребенок. Их с Люсьеном ребенок должен явиться в этот мир. Она собрала все оставшиеся силы. Жизнь их ребенка зависит от нее.
— Головка! Головка показалась! Вижу волосики! Давай еще, Абби! Постарайся, милая!
Теперь она уже не кричала — она смеялась, хоть и истерическим смехом. Приподнявшись на локтях, откинула голову. Новая волна несказанной боли прокатилась по телу.
Сейчас, понимала она, сейчас. Еще мгновение — и она принесет этому миру величайший дар, на какой способна лишь женщина. Через нее явится во вселенную новый человек, чудесное дитя, которому предстоит долгая счастливая жизнь.
И — сквозь боль, сквозь гром, сквозь сверкание молний — она напрягалась и тужилась, пока ребенок не отделился от ее тела.
— Это девочка! Какая красавица!
В одно мгновение боль была забыта. Долгие часы страданий забылись, вытесненные вспышкой радости. Плача от счастья, Абигайль протянула руки и приняла крошечную малышку, победным криком заявившую, что она пришла в этот мир.
— Мой цветочек! Моя милая Мари-Роз! Скажите Люсьену! Скорее, скорее позовите его сюда!
Улыбаясь нетерпению матери и сердитым крикам малютки, повитуха и служанки сперва умыли мать и ребенка.
Наконец в спальню вошел Люсьен. В глазах его стояли слезы. Дрожащей рукой сжал он слабую руку жены, перевел взгляд на дочь — и на лице его отразился благоговейный трепет.
Тогда-то Абигайль произнесла ту клятву, что родилась у нее в сердце, едва она взяла на руки малютку Мари-Роз.
— Люсьен, это наша дочь. Что бы ни случилось с нами, ее мы сбережем. Она будет жить долго и счастливо. Обещай мне, что всегда будешь ее любить, всегда будешь заботиться о ней!
— Конечно! Как она прекрасна, Абби. Две мои любимые женщины, как же я люблю вас обеих!
— Скажи это, пожалуйста. Мне нужно услышать от тебя эти слова.
Сжимая руку жены, другой рукой Люсьен осторожно коснулся теплой младенческой щечки.